И косится на бочку, в которой я охлаждаю пиво.
— Ну, и как тебе моё низкопробное пойло? — усмехнулся я и убрал её пустую бутылку под лавку.
— Вы знаете… — улыбнулась она загадочно, возведя шальной взгляд в потолок беседки. — …что-то в этом есть. Как в вас. Сначала горечь и неприязнь, а потом… интересненько. А можно ещё?
Похоже, шальная императрица начала набирать обороты.
— А тебе много не будет? Смотрю, ты и так уже хорошенькая.
— Я всегда хорошенькая. А вы, если пожалели, то так и скажите.
— Да мне-то что? — фыркнул я и кивнул в сторону бочки. — Хочешь — бери. Только завтра утром не ной, если башка с непривычки болеть будет.
— Почему она должна болеть? Процент алкоголя ведь маленький.
— Наивная, — хмыкнул я, но более ничего добавлять не стал.
Сонька крепко призадумалась, зажевав нижнюю губу. Её сомневающийся взгляд блуждал от меня к бочке и обратно.
— У меня никогда в жизни не было похмелья, — выдала вдруг она, будто это нечто такое, что должен испытать каждый.
— Ты уверена, что оно тебе надо?
— Интересно же, что это за состояние и настолько ли в нём плохо, как это иногда показывал папа.
— А тебе папа за такое состояние голову не оторвёт, если узнает?
— Мне — нет, а вот вам… — протянула она, будто угрожающе. — Если он узнает, что я сейчас делаю, что ем, что пью и в который час, то он может даже убить вас. Наверное.
— Справедливо, — кивнул я. — Если бы я знал, что рядом с моей двадцатилетней дочкой трётся хрен, которому под сорок, то здесь никаких «наверное» не было бы.
— Да, не, — махнула Сонька ручкой. — По вам видно, что вы положительный. И почему вас здесь все опасаются? Завтра же пойду в магазин и расскажу о вас всю правду.
— Чтобы к моему дому стянулись новые собутыльники? Спасибо, не надо. Мне и тебя одной уже дохрена.
— Вы смягчили ради меня мат? Как приятно! — Сонька кокетливо улыбнулась и жадно посмотрела на то, как я отпил из своей бутылки пиво. — А что будет, если выпить много пива? Ну, помимо похмелья, разумеется.
— Будешь писать криво. И много.
— И в том домике? — указала она на участок Тихона, очевидно говоря об уличном туалете. — Я никому не рекомендовала бы там долго находиться. И даже недолго тоже.
— Поверь, твой мочевой наутро тебя не спросит о твоём комфорте. Да и ты не будешь заморачиваться о том, где тебе присесть. Вспомни хоть свой выпускной. Там же по-любому, в ближайшие кусты с девчонками присаживалась?
— Зачем в кусты? У нас была красивая церемония в актовом зале. А туалеты там рядом.
— А после красивой церемонии? Только не говори, что молодёжь нынче после выпускного не едет на природу бухать, ебаться и встречать рассвет.
— Не знаю, — повела Соня плечами и с какой-то грустью опустила взгляд на край стола, который начала ковырять аккуратным коротким ноготком. — Я после церемонии приехала домой, папа подарил мне машину, сказал, в какой ВУЗ меня зачислят и уехал на работу. А я просто пошла в свою комнату. Вот и весь мой выпускной.
В её голосе отчётливо была слышна невысказанная обида. Очевидно, батя её слишком строгих правил и из тех, кто чрезмерно опекает свою дочку. У меня есть такие знакомые, у которых сыновьям дано больше свободы, чем дочкам.
Жалко девчонок, что пиздец.
У меня тоже дочка, но, мне кажется, я не смогу и не стану ограничивать круг её общения. По крайней мере, в клетке я её запирать точно не хочу. Да и от всего не убережешь.
Но я всегда готов и буду готов до последнего своего дня начистить рожу её обидчикам. Даже если это пятилетний пиздюк из песочницы у дома.
Или я так рассуждаю только потому, что к моей дочке пока никто не проявляет типично мужского внимания в силу её возраста?