Чтобы перестать пялиться на стол, я начала смотреть по сторонам.
На поленнице рядом с беседкой спал Ржавый. Очень хотелось его погладить. Ладони буквально чесались от этого желания. Всегда мечтала о том, чтобы у меня был кот или кошка, но папа был против. Говорил, что от них только шерсть повсюду и обоссаные углы во всем доме. Когда я предложила ему сфинкса, чтобы исключить фактор «шерсть повсюду», папа сказал, что такое «уёбище» ему в доме тем более не надо.
Так что обычный кот для меня — это что-то несбыточное.
Поэтому остаётся гладить бездомных котов или чужих, как хочу я сделать сейчас.
Я тихо вышла из-за стола, чтобы не разбудить кота. Аккуратно подошла к поленнице, на которой он спал и, слегка оперевшись об неё одной рукой, другую руку потянула к коту.
И это было невероятно…
Невероятно громко начала разваливаться поленница.
Я успела отпрянуть, а кот спрыгнуть с нагретого места.
— Ой, блин! — пискнула я себе под нос и начала как можно скорее заметать следы преступления, пытаясь сложить поленницу, как было.
— Почему-то я не удивлен, — услышала я голос Матвея и тут же повернулась к нему лицом, стараясь прикрыть собой всё, что успела тут наломать. — Хотя, нет. Удивлен.
— Да? И чему же? — моргала я достаточно невинно.
— Тому, что за четыре минуты, что меня не было, ты сломала только поленницу.
— А я просто ничего другого не успела потрогать, — хихикнула я, как дурочка, и тут же виновато поджала губы. — Простите. Я просто хотела погладить вашего кота.
— Он-то хоть целый? — снисходительно вздохнул мужчина.
— Я до него не дотянулась.
— Повезло, получается, шерстяному, — хмыкнул Матвей, ставя на стол кружку чая для меня и хлебницу с хлебом. Почему он такой спокойный? Смирился с неизбежным? Или познал дзен во время рыбалки? — Садись. Спеленаю тебя, да пожрём без урона.
Матвей стянул со своего плеча плед, под которым я проснулась с ним сегодня утром.
От воспоминаний о том, что я видела и чего касалась сегодня утром, к щекам прилил жар. Чувство голода временно отошло на второй план.
Смущаясь, я села на лавку. Матвей зашел мне за спину и накинул на плечи плед. А затем реально почти спеленал, завернув меня в мягкую ткань. Было немного неловко от ощущения того, как Матвей словно обнимал меня, чтобы завернуть в плед.
Его щетина коснулась моего виска, а затем тихий вкрадчивый голос спросил:
— Ничего, что в этот плед всю ночь был завёрнут мой голый зад?
— Не только зад, насколько я помню, но и такой же не одетый перед.
— По твоей милости, перед, как раз таки, был развёрнут.
— Я бы не назвала это милостью. Здесь имело место быть что-то синонимичное с проклятьем.
— А я всё думал, с чем тебя сравнить, — хмыкнул Матвей.
Тепло мужских рук, окутывавшее меня почти минуту, внезапно исчезло. Матвей обошёл стол и сел напротив. Секунду посмотрел на стол, а затем отошёл к грилю, рядом с которым на большом камне стояла какая-то металлическая коробка. Открыл её, запах свежей копченой рыбы усилился.
Во рту мгновенно собрался литр слюней.
Матвей переложил рыбу в блюдо и поставил его в центр стола.
— Жуй, — коротко бросил Матвей, сев напротив.
Дважды можно не просить. Я уже.