И, конечно, я была бы не я, если бы что-то не пошло не так. Пара трусов отсоединилась от основной стаи и поплыла вниз по течению.
— Блин! — чертыхнулась я себе под нос. Оставаясь на коленях, присела на свои ноги и с грустью смотрела на то, как от меня уплывают трусы.
А я ведь их даже поносить не успела. Жалко.
Они же были куплены на мной кровно-сворованные…
Но внезапно, уже прилично от меня уплыв, одни из них взмыли над речной гладью.
Сначала я испытала шок, который длился меньше секунды, а затем пришло понимание того, что кто-то эти вещи поймал на удочку.
— Простите! Э…. это мои! — крикнула я, испытывая теперь уже крайнюю неловкость.
Почему у меня всё через Ж?!
— Да ёбаный насрал… — услышала я почти плачущий смутно знакомый мужской голос. И всё поняла, когда из соседних кустов вышел Ржавый.
— Блин! — выругалась я себе под нос и виновато поморщилась, примерно представляя, какое сейчас у Матвея лицо и что он обо мне думает конкретно сейчас, снимая мои трусы с рыболовного крючка.
Ещё Ржавый своими кошачьими глазами так укоризненно смотрит. Ещё немного и я начну верить в то, что он не просто кот, а человек в теле кота.
— Эй, русалка! — услышала я голос Матвея из-за ширмы, которой служили кусты и несколько деревьев. — Ты трусы свои забрать не хочешь?
— Хотелось бы, — крикнула я в ответ виновато.
— Ну, так неси свою голую жопу сюда. Я занят.
— Иду.
Тяжело вздохнув, и оправив край коротких шортов, я шлепая тапочками по пяткам, пошла через кусты к Матвею.
— А чё одетая-то? — хмыкнул он, увидев меня. — В фокусницы заделалась?
— Я стирала.
Господи, как же неловко.
Но ещё более неловко — смотреть на то, как сидящий на каком-то тряпочном раскладном стуле Матвей, сжал в кулаке мои трусы и выжал из них воду, капли которой упали на свежую весеннюю траву.
Ещё и трусы в его руке были, мягко говоря, не самые сексуальные. Я их купила в местном магазине и почти на триста процентов уверена, что в таких здесь ходят только бабки за булочками и хлебом.
Матвей разжал кулак, трусы остались висеть на кончиках его пальцев. С какой-то усмешкой он посмотрел на них, а затем протянул мне.
— На, — коротко бросил и сосредоточил внимание на яркой оранжевой пипочке, которая колыхалась в такт легким волнам в реке.
— Спасибо, — бросила я едва слышно и забрала мокрую тряпку, тут же её скомкав в руках. — А вы… рыбачите, да?
Тяжелый протяжный вздох. Уверена, он содержал в себе очень много матерных слов.
— На пианино играю, — изрёк, наконец, Матвей.
— М, красиво, — я поняла, что на разговоры мужчина не настроен.
Да и, вообще, рыбалка это же что-то сакральное, мужское. Вот пусть один тут и сидит, сам с собой.
Но тут меня привлекла оранжевая пипочка в реке, которая начала будто подпрыгивать, а затем утонула.
Будто совсем не напрягаясь и особо не шевелясь, Матвей дернул свободный край удочки вверх, и из реки сначала показалась оранжевая пипочка, а потом рыба, извивающаяся, очевидно, на крючке.