— По-моему, в рыцари как-то иначе посвящают, — услышала я за спиной смешок Матвея.
— Этот рыцарь не даёт себя погладить.
Боже! Я жалуюсь на кота. До чего я докатилась?!
— Зато этот рыцарь первый увидел, что из твоей хаты валит дым. И, если бы не он, ты бы уже наглоталась дыма и валялась в отключке. Или уже бы кони двинула.
— Правда?! — я с благодарностью посмотрела на высокомерно глядящего на меня кота. — Спасибо, — кивнула я ему. — Но гладить я тебя за это не буду. Вкусный корм в качестве благодарности подойдёт?
— Он не ест такое. Этот шерстяной пиздюк питается только мясом и молоком.
— А у шерстяного пи… пушистика есть имя?
— Пипушистика зовут Ржавый.
— Ржавый?
— Ну, а какой он? — вопросительно вскинул брови хозяин.
— Действительно, — кивнула я согласно, вновь приглядевшись к рыжему солнечному коту. — Ржавый.
Глава 13. Матвей
Ещё около часа назад она неподдельно радовалась унитазу, а сейчас скромно стоит и смотрит в окно, как выпускница института благородных девиц.
Осанку держит, не удивлюсь, если думает по-французски. Что-то типа «лямур пердю».
Поэтично…
Обняла себя за талию, воняет на всю кухню дымом и следит за тем, как этот самый дым вылетает из трубы её дома.
И Ржавый, какого-то хрена, не отходит от неё. Трогать себя не даёт, но и с подоконника не сходит.
— Может, тебе что-нибудь из моих шмоток дать? — спросил я, когда эта молчанка надоела.
— Зачем мне ваша одежда? — обратила она внимание серо-голубых глаз на меня.
— Постирать и погладить, — шутка оказалась воспринята буквально и в штыки. — Ты воняешь на весь мой дом, как копченая курочка.
В ответ я услышал жалобный вой желудка. И явно не своего.
Глаза девчонки испуганно расширились. Она поспешила теснее обнять себя за талию, будто таким образом могла заглушить голодные вопли своего организма.
— Простите, — выронила она приглушенно. — Вы так вкусно говорите.
Неожиданно для самого себя хохотнул. Подошёл к холодильнику и открыл его пошире, чтобы девчонка могла увидеть содержимое и при желании попросить всё, что захочет. Мне, в принципе, не жалко. Судя по её фигуре, ест она не больше хомяка, у которого не тянутся щёки, и держит себя в ежовых рукавицах.
Голодными глазами, как загипнотизированная, Соня смотрела на полку, которая полностью была занята йогуртами разных вкусов.
Да, я, тридцатитрёхлетняя детина, большой любитель йогуртов. За раз могу умять четыре стаканчика.
— Выбирай любой, — кивнул я в холодильник.
— Спасибо, Матвей. Но я скоро вернусь к себе и поем.
— К себе ты вернёшься не раньше заката. У тебя там до сих пор дышать нечем. И-то не факт, что вечером станет лучше. Возможно, придётся искать ночлег.
— Ночлег? — длинные ресницы дрогнули в ужасе.