— Ты не только хуйня, Лёва. Ты ещё и долбоёб.
— Я же могу передумать, и пристрелить тебя.
— Стреляй, — повёл я лениво плечами, стараясь не смотреть вниз, где кот метил штанину потенциального тестя.
— Наливай, — снова дал он отмашку.
Когда от содержимого бутылки осталась примерно треть, а Солянкин батя уже напоминал жижу в рубашке, мы оба решили, что принесенная им закуска вполне сносна. Главное, морда приняла, а жопа потом как-нибудь раскидает.
— Короче, — выдохнул вдруг Лёва. — Сегодня переночуешь в гостевом доме, а завтра вали на все четыре стороны и желательно до моего подъёма. А-то я и передумать могу. И какого хуя в моём гараже кошачьей ссаниной пахнет?
Я подавил усмешку, лишь искоса глянув на Ржавого, который давно сделал своё «доброе» дело и с чувством выполненного долга спал в углу напротив нас.
— Ай, ладно, — отмахнулся Лёва. — Скажу завтра своим, что проветрили и помыли тут всё.
— А что насчёт Ассоль? Всё ещё имеешь планы подложить её под старика?
Лёва выслушал меня, внимательно глядя в глаза. Неопределенно качнул головой, протёр лицо ладонью и шумно, почти философски вздохнул:
— Не буду, — сказал он, наконец. — Если она опять убежит, я точно сдохну. Я с её побегом первый раз в жизни сердечные лекарства на вкус узнал. Никогда ещё здесь… — ударил он себя кулаком в грудь. — …так сильно не болело. Я же себе такие картины представил, Матвей! Изнасиловали, убили, попала под машину, расчленили… Она же настоящей жизни вообще не знает. Ей всегда всё готовенькое, на блюдечке.
— Ну, не скажи, — усмехнулся я и начал загибать пальцы. — Дрова колоть она научилась, баню натопить может. Даже огород вскопать свободна. И ты бы видел, какой сказочный теремок она сделала их Тихоновской халупы. Короче, всё она умеет и мозги у неё есть. А если опять её захочешь под кого-нибудь подложить, то со следующим побегом помогу ей я. И хрен ты её тогда найдёшь.
— А ты… — Лёва пригрозил мне пальцем, но сделал это с улыбкой. — … я тебя услышал. Услышал, — кивал он сам себе.
— Матвей, — услышал я шепот и повернул голову туда, где из-за машины вышла Ассоль.
Батя её тоже повернул голову на звук её шагов и невозмутимо посмотрел на дочь.
— А что не спим? — с нарочитой строгостью вопросил он.
— А вы почему… тут? — Солянка явно не была готова увидеть нечто подобное. Ещё немного и ущипнет себя, чтобы убедиться, что это не сон и глюки.
— Пьём, дочка. А мы тут просто пьём, — с тяжелым вздохом Лёва поднялся с табуретки и, придерживаясь за капот машины подошёл к Ассоль.
Я на всякий случай тоже встал и приготовился к неожиданным поворотам событий.
Лёва дошёл до дочки и, положив ладонь на её затылок, прижал опешившую Ассоль к своей груди. Обнял её двумя руками и шумно вдохнул запах её влажных волос, собранных в пучок на макушке.
— Больше так не делай, поняла? — сказал он так, будто…
Он там плачет, что ли?
— Не поняла. Ты меня сегодня, вообще-то, ударил, — Солянка, как маленькая, надули щеки, не спеша обнимать отца в ответ.
— Да я же испугался за тебя, дура! Ты посмотри, как у тебя батя похудел. А Петьке я уже отказал. Какая, к чёрту, свадьба, когда у меня дочь неизвестно где и неизвестно жива ли?
— То есть мне больше не нужно идти замуж за того, за кого ты захочешь?
— Сама себе жениха выберешь. Я не стану мешать.
Господи! Святой отец, ты ли это?!
— И за Матвея замуж разрешишь выйти?
— Нет, — тут же, не раздумывая, ответил Лёва.
Я тихо хохотнул, Ассоль застенчиво улыбнулась уголками губ.