— Да ничего, подождет, — отмахнулась Осьма.
— Иди-иди, — помахал ей и Бакун.
Осьма послушно вышла. Повисла тишина, только за стеной копошились цыплята.
— Ну, я ладно, Бог со мною, чужой человек, — слабым голосом произнесла Зорька, — но на кого он собирался бросить стариков?
— На меня, — ровным тоном произнес Бакун и, увидев застывший немой вопрос Зорьки, добавил: — Я должен был забрать их в Переяславль. Князь Ярослав Всеволодович позвал церковь новую класть.
— Да разве вы не в Булгар идете? — прошептала Зорька.
— Артель нет, один Данила уходит.
— Как? Зачем?
— Обет исполнять, — пожал плечами каменщик.
— Кому?
— Матери.
— Разве его не сиротой Вольга подобрал? Он же его из реки выловил, так говорили — выловил себе сынка.
— Все так. Мать, перед тем как утопнуть, слово с него взяла, что домой вернется.
— Как он мог то помнить? Он то себе выдумал! — Зорька даже привстала с ложа, подавшись вперед. — И как он мог ее слова малым разобрать, ежели он ничего не слышит?
— Про то я не ведаю, — с напускным равнодушием проронил Бакун.
— Но куда он пойдет? Он и дорогу не знает, и спросить не сможет. Там же одни бесермени живут, куда ж христианину туда?
— И во Христа есть верующие, — показал Бакун шнурок от креста. — Благодарность за доброту Вольги его держала и Георгий резной. Вольга от мира ушел, Георгий достроен, можно уходить.
— Чего ж ты его не отговорил, в артели не оставил? На погибель, может, идет, — простонала Зорька.
— Обет родителям свят. Себя не простит, коли не исполнит, сожрет его изнутри.
Оба замолчали. Зорьке нечего было возразить.
— Достроили раньше срока, ждут епископа из Владимира поновлять, — снова заговорил каменщик. — До Рождества здесь побудем, артели передохнуть надобно, снегу слежаться, чтоб санным путем идти. Провожу его до Ярославля. Лед сойдет, может, найдет на чем в Булгар плыть. По губам его языку учу, с письмом пока туго, не разумеет.
Все открылось. Но отчего Данила не хочет взять ее, вдвоем же проще? Отчего?
— Попроси его взять и меня, он тебя послушает, — шепнула Зорька. — Я поправлюсь, я сильная, до Рождества окрепну.
Бакун только покачал головой.
— Я ему не люба?
— Он не воин, дочка, тебя защитить не сумеет, — мягко произнес Бакун.
— А что мне грозит, коли мы…
— Нельзя туда сейчас. Бегут оттуда.
Бакун, поджал губы и поднялся.
— Как то? — не поняла Зорька.