🕮 Читать книгу «Чудно узорочье твое» онлайн

— Цирк?

— Тетушка говорит, что в детстве водила меня в цирк, и это преломление моего детского сознания. Кассир-акробат — действительно смешно, — хихикнула Лида. — А я на маму не похожа, совсем, она на фото такая утонченная, фарфоровая, волосы пепельные, светлые… думаю, я в отца пошла, в ту породу.

— Тебе не очень уютно в теткиной семье? — по-своему все понял Николай.

— Да нет, они очень добры ко мне. Я бы сказала, даже слишком. Мы с Митькой избалованные. Да-да, не смотри ты на мою одежду.

— Нормальная одежда, — с нажимом возразил Николай, — один дурак сказал, а ты повторяешь.

— Просто, понимаешь, есть мысли, которые, наверное, в голове у каждого сироты сидят, так уж получается… Всегда кажется, что родные родители были бы лучше — мудрее, добрее, ласковее. А окажись они рядом, так еще и вопрос, кто бы на самом деле лучше оказался. Я все это понимаю, а ничего поделать не могу, — Лида развела руками. — Митя говорит — в облаках летаю.

— Он плохо в людях разбирается, — неожиданно выдал Николай. — Ты самый твердо стоящий на земле человек из тех, которых я встречал.

— Не замечала за собой, — почувствовала на щеках румянец Лида.

— Чувствуешь людей, чего им не хватает, и даешь: баб Даше — дочку, Бараховскому — ответственную сотрудницу, Мите — совесть, мне… — он запнулся.

Лида замерла в ожидании, но Николай так и не продолжил, снова уставился в дождь. А что она могла ему дать? Только глупенькое сердечко, больше у нее ничего нет.

— А ты возьмешь меня, — тихо начала она говорить, подбирая слова, и невольно коснулась пальцами его теплой ладони.

— Лида, — твердым со сталью голосом перебил ее Николай, убирая свою руку. — Ты очень хорошая… Нет, не так, ты стихия, — Лида что-то хотела возразить, но он не дал, торопливо продолжив, — правда, стихия, даже голова кружится… и очень большой соблазн, слишком большой для меня. И я повел себя неправильно, я чувствовал, что так не надо делать, в ту ночь, когда тебя провожал, а все равно делал. Сам запутался и тебя втянул. Я виноват перед тобой. Мне нужно сделать выбор, не простой выбор, так получилось, — глаза Николая загорелись лихорадочным светом, или это отблеск пламени от печки. — И я сделал выбор, — хрипло произнес он, — и выбрал не тебя.

Последняя фраза тяжелой чугунной решеткой упала между ними. 'Не тебя! Не тебя! Он выбрал не тебя. А кого? Глупую курицу, что пригласила его на свадьбу, какую-нибудь удобную во всех отношениях Зину, карьеру, науку, да мало ли что еще может выбрать взрослый, независимый мужчина; главное — он выбрал не ее, товарища Скоркину. Лида ему не нужна. Как можно было этого не заметить? Где были ее глаза? Он ведь даже не попытался за руку ее взять, не то, что поцеловать. Всегда держал вежливую дистанцию.

Собрав остатки сил и гордости, Лида как можно спокойней произнесла:

— Я всего лишь хотела спросить, могли бы вы взять меня в экспедицию в Юрьев-Польский. Мне Бараховский сказал, что вас назначили руководителем.

— Д-да, он мне говорил, — кивнул Колмаков. — Я обещаю, Лида, я обещаю, что ты туда поедешь. Обязательно поедешь.

— Спасибо, — Лида поднялась, — поздно уже. Надо спать.

И она пошла на свою охапку сильно усохших цветов иван-чая, а Колмаков остался сидеть на краю теплушки, свесив ноги. От его плеча пошел дымок. Закурил, первый раз за столько дней.

Лида закрыла глаза, но сквозь смеженные веки просачивались слезы, заливая лицо. «Дуреха, ты дуреха. Это ж надо было умудриться влюбиться в человека, которому ты совершенно безразлична, еще и разоткровенничалась про свою семью. А ему это совсем и не интересно, он совершал для тебя подвиги просто потому, что порядочный человек, и не мог бросить в беде недотепу, а ты уже себе напридумывала невесть что, опозорилась… Завтра надо будет непринужденно болтать, шутить, снова называть его Колей, пусть ему будет неловко, это ему показалось, не мне. Да, все показалось, не было никакой любви, да и нет ее». Есть только ночь и дождь.

Под стук колес приснился отец в смешном купальном костюме. Он обнимал непутевую дочь, гладил по голове и уверял, что все образуется. «Пап, зачем ты взял эти дурацкие деньги, они ж превратились в бумагу? Ты угробил нашу жизнь ради бумаги?» — стукнула Лида отца в широкую грудь. «Жизнь сложнее, Лидочка, чем тебе кажется», — усмехнулся отец и протянул ей сахарного петушка. Жалко, что во сне нельзя почувствовать приторно-сладкого вкуса, чтобы заесть скопившуюся на душе горечь.

Глава XI

Дома

Непринужденно и расслабленно вести себя не получилось у обоих, все попытки разбивались, стоило встретиться глазами. Это слова могут лгать, а губы беспечно улыбаться, а очи врать не умеют, в них таится отчаянье — что же происходит, как же так можно? Поэтому, когда на путях у вологодского вокзала показал зеленые бока[1] знакомый пассажирский состав, Лида и Николай выдохнули с явным облегчением.

Забрав Лидины пожитки, они пошли прощаться с паровозной командой. Колмаков пытался всунуть Михалычу деньги, но старый машинист наотрез отказался.

— Будет вам, мы ж не буржуи какие, понимаем все, — отнекивался он. — Сегодня вам помогли, глядишь, и нам где зачтется. Живите, детки, чтоб все как надо у вас было.

Пашка долго тряс руку Николаю, смущенно кивнул Лиде. Последним, когда пара уже собиралась уходить, откуда-то из-под вагона вынырнул Гриша, как всегда чумазый и лохматый, что домовой.

— Вы это… — он растерянно обернулся на Пашку и Михалыча, — если из-за меня поссорились, то я крепко извиняюсь. Не знаю, чего на меня нашло, — он неловко теребил засаленную кепку, — надо и церкви эти беречь, бабка меня то ж по воскресеньям в церковь таскала. Хорошая бабка была, ласковая, дай Бог каждому. Короче, миритесь. Деток вам, — и он широким шагом поспешил к паровозу.

Лида от досады прикусила нижнюю губу — неужели все так заметно со стороны?

— Пойдем наших искать, — виновато произнес Колмаков, от чего стало еще невыносимей.

— Ну, слава Богу! — пробасил Виктор Иванович, обнимая по очереди вновь обретенных пассажиров. — Ой, заставили старика поволноваться, заставили.

— Коля, ноги целы? — потирая еще дающую о себе знать спину, поинтересовался Бараховский.