— А если бы я отказалась?
— Я не знаю, Лиза. Видимо, поставили бы кого-то другого. Без опыта.
— Но все-таки почему координатор обязательно должен был женат? Какой в этом смысл?
— Я же вам сказал, не знаю. Никто не знает. Но это правило. Оно было изначально. Возможно, в нем есть какой-то смысл, не на пустом же месте оно возникло. Но за столько лет объяснение этому было утрачено.
Эйдар встал, подошел к фонтану, постоял, глядя на струи воды. Вернулся, но не сел рядом, а остался стоять, засунув руки в карманы и покачиваясь с носка на пятку.
— Я думал, что смогу себя контролировать. Ради дела. Привыкну. И Аллан так радовался, что вы будете с нами. Но когда мы пришли сюда и я увидел вас здесь… там, где была она… На ее месте за столом, потом в такой же одежде. Я не знаю, что со мной случилось, Лиза. И ведь понимал, что вы ни в чем не виноваты, но не мог остановиться. Пожалуйста, простите… если можете.
У меня защипало в носу. Стало до слез жаль — и его, и себя.
Господи, как глупо-то! И ничего с этим не поделаешь. Ничего не исправишь. Остается только одно — как-то терпеть и подстраиваться. И ему, и мне.
— Послушайте… Поверьте, я не пытаюсь занять ее место. То есть формально уже заняла — и как ваша помощница, и как жена, но… Давайте просто вместе работать. Я останусь жить в домике для гостей, мне там понравилось. Если понадоблюсь, это рядом. Никому не станет лучше, если вы будете злиться — и на меня, и на себя, и на весь белый свет.
Повернувшись, он посмотрел на меня с удивлением. Как будто увидел впервые. И сказал после долгого молчания:
— Спасибо вам, Лиза. Я не ожидал, что вы поймете. Вы правы. Если я буду злиться, а вы обижаться, это плохо скажется на работе. Мы должны быть в постоянном ментальном контакте. Эмоции мешают. Нам и так будет непросто подстроиться друг под друга. Мы из разных миров и практически незнакомы. А тут еще и ваше сходство с Мелией.
— Скажите, а Аллан знает, что я похожа на его мать?
— Нет, — Эйдар покачал головой. — У меня есть ее портрет, но я ему не показывал. Сначала он был слишком мал, а потом… из-за вашего сходства. Все равно рано или поздно придется показать, но, надеюсь, когда он станет старше, воспримет это спокойнее.
Интересно, а как Аллан воспримет, когда через три года мне надо будет возвращаться домой?
Нет, об этом сейчас лучше не думать вообще. До этого еще надо дожить.
— Лиза, я буду стараться, но вы ведь понимаете, что, наверно, я еще не раз сорвусь. Даже если и не прямо на вас, все равно вам придется терпеть мое дурное настроение.
— А вам — то, что я буду огрызаться.
— А вы зубастая, — он слегка улыбнулся, и в глазах — темных до черноты — проступила прежняя васильковая синева. — Ну что, едем дальше? Уже сегодня вечером вы будете свободно говорить на нашем языке. А завтра приступим к работе.
Мы вернулись к машине, и Эйдар, опередив водителя, помог мне забраться внутрь. Еще несколько кварталов, и мы оказались у неприметного одноэтажного здания, совсем небольшого.
— Не смотрите, что тут так неказисто, — Эйдар заметил мое удивление. — Основные помещения под землей. Там пять этажей вниз. Нам нужна полная тишина. Мы закрываем рты на замок, как только входим. Но вас пока это не касается. Нам сейчас не надо туда, где работают.
Пройдя через крохотный садик, мы поднялись на каменное крыльцо. Лестница прямо за дверью вела вниз, но Эйдар открыл другую дверь, слева. За ней был такой же длинный коридор, как и в городском управлении. И точно так же мы прошли до самого конца, но там оказался не кабинет, а небольшой зал с плотными шторами на окнах. Сначала я ничего не увидела, потом глаза немного привыкли к темноте и выхватили из нее седого мужчину в черном.
— Эохо, — сказал он.
— Это его имя? — шепотом спросила я Эйдара.
— Нет, он поздоровался. Что-то вроде вашего «привет», «здорово». Его зовут Майкель, он мой дядя. Тоже страж, раньше был ликвидатором, теперь в технической команде.
Они с Эйдаром обнялись и тихо о чем-то заговорили. Это продолжалось довольно долго, я нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь. У стены стояла кушетка с подушкой, рядом — кресло. Как в кабинете психотерапевта. Я ожидала увидеть какие-то приборы, но ничего этого не было.
Наконец разговор закончился. Эйдар коснулся моего плеча и вышел, а Майкель показал рукой на кушетку. Даже если его и удивило мое сходство с покойной женой племянника, он не подал вида.
Кушетка оказалась жесткой и скользкой. Я поерзала, устраиваясь поудобнее, после чего Майкель подал мне мягкие тряпочные наушники и черную шелковую маску для глаз. Надев все это, я оказалась в полной темноте и тишине. Запахло чем-то напоминающим озон, меня начало плавно затягивать в дремоту.
Кто-то был рядом со мной: я слышала тихий, невнятный шепот. Казалось, если будут говорить чуть громче и медленнее, я все пойму. А потом словно подкрутили ручку настройки у приемника. Звуки стали более отчетливыми, они сливались в слова, такие знакомые, но забытые. Как будто говорили на языке, который я знала когда-то очень давно. Может быть, в детстве. А потом сквозь шепот прорезался голос Майкеля:
— Просыпайся, Лиза!
Эйдар не соврал, в местном языке действительно было только одно обращение — на «ты». Именно так, а не как в английском, где перевод «you» зависел от контекста. Здесь ко всем обращались одинаково нейтрально, в единственном числе, от ребенка до старика, от нищего до главы государственного органа, который примерно соответствовал нашему парламенту. Насчет парламента мне никто не рассказывал, это поселилось в моей голове вместе с языком и прочими нужными вещами.