Мы с Демьяном оба чуть не давимся.
– Милый, с чего ты это взял? – мне удаётся откашляться первой.
– Ну как же, во всех сказках принц целует принцессу, и она просыпается, или наоборот, девушка целует принца. Помнишь, мы с тобой смотрели «Красавицу и Чудовище»? – напоминает мне мальчик.
– Да уж, – кидаю ехидный взгляд на мужчину сбоку, но тот только молча улыбается.
Дома мне удаётся временно занять Костю сборкой очередного конструктора. Обещаю ему, что присоединюсь через несколько минут, и иду на кухню. Почти сразу за мной туда заходит Демьян.
– Оля, на обед вроде бы оставался суп, а ужин я закажу, не надо ничего готовить, – говорит мне.
– Хорошо, я вообще не готовить пришла, – лезу в морозилку и достаю лёд.
Вспоминается, что я делала это совсем недавно – тем вечером, когда надавала ему пощёчин. Почему-то мне неловко от этих воспоминаний, хотя я и сейчас считаю, что он получил за дело. Заставляю себя отвлечься и готовлю холодный компресс, заворачивая несколько льдинок в пакет, а затем в хлопковое полотенце.
– Подержи, только недолго, минут пять-семь, – протягиваю мужчине свёрток. – Через час ещё один сделаю.
– Спасибо, – он устраивается на диване, упирается затылком в подголовник и закрывает здоровый глаз.
На секунду меня прошивает просто безумным желанием сесть рядом, подлезть ему под бок и обнять. С трудом справляюсь с собой и торопливо иду в детскую.
Вся вторая половина дня проходит спокойно и как-то… по-семейному. Демьян сначала сидит на кухне, а потом приходит к нам с Костей. Я объясняю мальчику, а заодно и его папе, что ему сейчас нельзя напрягаться, поэтому какое-то время мужчина просто наблюдает, как мы собираем лего, затем помогает сыну нарисовать какую-то очередную картину в школу. Выходит, конечно, голимый авангард – Демьян без линз рисует ещё хуже, чем я со своими двумя глазами.
Ближе к вечеру я успеваю сбегать в аптеку за теми лекарствами, которые выписал врач. Вручаю недовольному шефу капли и мази и чуть не силком отправляю делать всё, что велено. Теперь понятно, что имел в виду офтальмолог, когда говорил про Кудинова. Вот уж правда, больной мужчина хуже ребёнка.
Вечером, уже после ужина, когда укладываю Костю спать и читаю ему на ночь, мальчик внезапно спрашивает:
– Оля, а ты ведь останешься?
В горле моментально встаёт комок.
– Останусь? – спрашиваю его, пытаясь потянуть время.
– Ну да, в смысле, останешься с нами? Со мной и с папой? Не уедешь?
Ребёнок смотрит на меня серьёзно, и я вдруг совершенно отчётливо понимаю, что не могу и, видимо, никогда уже не смогу бросить его.
– Нет, я никуда не уеду, – поправляю ему одеяло.
– Обещаешь? – в меня впивается совершенно не детский взгляд, и я уверенно киваю:
– Обещаю!
Спустя полчаса выхожу из детской и медленно иду на кухню, где горит свет.
– Заснул? – Демьян, стоя ко мне спиной, достаёт чашки.
– Да, – отвечаю тихо.
– Я заварил чай. Садись, отдохни, денёк сегодня был тот ещё.
Прислоняюсь боком к кухонному уголку, смотрю, как мужчина разливает пахнущий мятой напиток, ставит чашки на стол.
– Оля? Что такое?
Решившись, делаю шаг вперёд и кладу руки ему на грудь.
– Я хочу отдать свой долг.