Мирон тянет меня к себе, тыльные стороны моих рук прижимаются к его груди, а сам он не говорит ни слова, скользя теперь ладонями по моей спине.
Ничего более лживого в моей жизни не будет, если я скажу, что мне неприятны его прикосновения.
Но простить его я не смогу. Это так… минутка слабости.
Да, знаю, правильнее будет сейчас оттолкнуть его, лишить всякой надежды, но я просто не могу, хотя точно знаю, что позже откажусь от него.
Глава 38.
Наши объятия слишком затягиваются. А когда я отрываю ладони от лица и поднимаю голову, — тут же получаю поцелуй, от которого у меня нет сил отказаться.
Я так сильно его хочу… До слез. До боли. Хочу, и все.
Я отвечаю ему, нарочно прокручивая в своих мыслях всю ту боль, что он мне причинил. Я не могу перешагнуть через это, однако могу продолжать его любить.
Веду ладонями по его груди выше, обхватываю шею, и тут он начинает действовать смелее: берет за талию, делая наш поцелуй крепче. До ледяных мурашек.
Теперь вспоминаю все те моменты, когда я чувствовала себя счастливой рядом с ним. Правда, были такие моменты. Я их помню все, потому что их было очень мало. В основном я страдала, и долгое время любила свои же страдания. Больной женщиной я была. Хотя... я до сих пор не исцелилась. Иначе бы не позволяла ему сейчас это, не получала бы удовольствие.
Что, если он единственный, кто может во мне такой трепет вызывать?
— Все, хватит, — упираюсь ладонями в его грудь.
— Лиль, посмотри на меня, — он не выпускает меня из своих рук.
— Я знаю, что ты скажешь, глядя мне в глаза. Не надо… Ты хочешь, чтобы я снова была с тобой, и сейчас пытаешься сыграть на моей любви к тебе.
— Ни на чем я не пытаюсь сыграть. Но если и так… То ты тоже на моей любви играешь.
Эти слова заставляют меня зло взглянуть на бывшего мужа.
— Как мне простить и быть с тобой? — спрашиваю строгим голосом. — Как, Мирон? Скажи.
— Я не жду, что ты простишь меня сегодня же, в эту минуту. Я этого не требую и права не имею требовать. Просто будь рядом и смотри что дальше… Я все для тебя сделаю. Для Ульяны — даже не обсуждается. Я хочу быть с тобой не потому, что ты мать моей дочери. А потому, что мне нужна именно ты. Однажды тебе придется в это поверить. Ты сама это увидишь.
— Нет. Я не могу как ты…
— Как я? — не понимает.
— Да, как ты. Я не могу давать надежду, а потом отнимать ее. Даже после того, что ты сделал со мной. Я уже знаю, что ничего не получится. Эта боль будет преследовать меня вечно, даже если я не буду видеть тебя, — смаргиваю слезы. — А когда ты рядом... мне больнее втройне.
Мирон тут же отпускает меня и отступает на два шага, словно он буквально причиняет мне боль, когда очень близко ко мне. В его глазах я вижу страх и отчаяние. Такой я видела себя, когда была замужем за ним и каждый день боялась, что он вышвырнет меня из своей жизни.
— Я не стану врать… Я не перегорела к тебе, — смотрю прямо на него, в его светлые глаза. — Но за то, что ты сделал… я тебя никогда не прощу.
— Ты могла умереть, — повторяет он тихо. — Едва я попал в больницу, ты приехала меня навещать. Помнишь? И это когда ты думала, что я тебя бросил... Ты не смогла бы спокойно сидеть, расскажи я тебе правду.
— Да, ведь я такая идиотка…
— Ты не идиотка. Но да, ты права, я верил в твою любовь, и считал, что ты не выдержишь. Твой срыв мог стоить твоей жизни.
— Так я и не выдержала, — почти вскрикиваю. — Ты почти меня убил! Ты все испортил, чертов идиот! Заметь, все это из-за Таи, которая не смогла нормально со своим парнем расстаться. А страдала я!
— Я знаю… — смотрит с сожалением. — Но тогда другого выхода я не видел, — идет ко мне, а уже через мгновение я снова в его руках.
Мирон обнимает меня, потом зарывается руками в волосы, поднимает мое лицо выше и снова горячо целует. Это уже другой поцелуй. Им он говорит, насколько ему жаль, но он не стирает боль. Ни один поцелуй на такое не способен.
— Это ничего не меняет… — отрываюсь от его губ спустя больше чем минуту. — И я так не могу… — убираю его руки с моего лица.