Ее удивило мое появление в ее офисе на Грейт-Портленд-стрит главным образом потому, что для записи на прием я использовала вымышленное имя.
Когда я ранее пыталась это сделать, мне отказывали, если я не упоминала, что меня будет сопровождать мой законный опекун. Он же мой муж.
Так что мне пришлось проявить изобретательность.
Если Блейн это и не нравится, она не показывает этого своим нейтральным выражением лица, которое могло бы принадлежать монахам, медитирующим в далеких горах.
Она пристально смотрит на меня, когда я устраиваюсь в кресле напротив нее.
— В соответствии с нашим планом лечения я не могу разговаривать с вами в отсутствие вашего опекуна, если только он не даст на это разрешение, миссис Кинг. Мой помощник назначит вам другую встречу…
— Потому что я сумасшедшая?
— Потому что этого требует закон.
Я прикусываю нижнюю губу, а затем отпускаю ее, пока не пошла кровь.
— Тогда скажите, что я могу сделать сама? Могу ли я открыть счет в банке без его присутствия? Купить билет на самолет? Забронировать номер в отеле?
— Я уверена, вы можете обсудить это со своим мужем.
Я качаю головой, но ничего не говорю.
Последние две недели мы погрузились в этот пузырь, который я создала для нас обоих. Илай приказал перенести мои вещи в его комнату на следующее утро после вечеринки. Он даже позволил мне переделать интерьер и превратить его в странное, но почему-то прекрасное сочетание розового и серого.
Хотя и ворчит по поводу пушистых тапочек, о которые постоянно спотыкается, и домашнего халата на его стуле. И полотенца на полу.
Он — безнадежная попытка организованности. Хотя и называет меня хаосом в розовой обертке, невротически собирая мои вещи и раскладывая их по местам.
С того первого раза он больше никогда не трахал меня одетым. Ни разу. И он всегда выбирает позы, в которых мы находимся лицом друг к другу, даже если привязывает меня к изголовью кровати.
Он все еще смотрит на меня.
И все еще ругается, глядя на меня.
Мне нравится думать, что с каждым прикосновением я все глубже вырезаю себя внутри него.
С каждым совместным принятием ванны и с каждым массажем, который он мне делает. Клянусь, его руки расслабляют лучше, чем у профессионалов.
Последние две недели были как во сне. Мы съездили в Париж на три дня. Ладно, это была деловая поездка, но он не сказал мне «нет», когда я захотела поехать с ним или когда потащила его с собой за какими-нибудь импульсивными покупками.
Он также не отказался, когда я вручила пакеты ему, а не только Лео. Что? Мы слишком нагружаем бедного парня, и ему нужно время от времени отдыхать.
Но в этом и фишка снов. Они — иллюзия, из которой я все время жду, когда меня выдернут.
Каждую ночь я больше всего на свете боюсь заснуть, даже когда меня обнимают его сильные руки.
Даже после того, как я зарываюсь лицом в его шею или грудь.
Даже когда он гладит меня по волосам, пока не засыпает.
— Мне постоянно снится сон, будто я падаю в глубокую лужу воды, и когда выныриваю на поверхность, она становится пунцово-красной, а потом я тону в крови, — тихо говорю я.
— Миссис Кинг. Я уверена…
— Я теряю время, — перебиваю я ее, мой подбородок дрожит. — Я просыпаюсь и некоторое время не понимаю, где нахожусь. Иногда он говорит со мной, а я ничего не слышу, потому что все еще нахожусь в какой-то прострации. Илай, Сэм и Лео врут мне, наверное, чтобы не волновать, но я понимаю, когда мое состояние фуги выходит из-под контроля. За последние несколько недель это случалось трижды. Я знаю это. И, думаю, мы оба понимаем, что если я трижды самостоятельно это осознала, то в действительности это случалось намного чаще. Я знаю, что сейчас вы ничего не можете для меня сделать, но я прошу вас, умоляю увеличить дозу лекарств, чтобы я снова чувствовала себя лучше. Но не говорите ему, что я знаю. Ничего страшного, если он будет думать, что я в неведении.
Слезы текут по моим щекам, и я вытираю их тыльной стороной ладони. Это гнетущее чувство беспомощности разъедало меня изнутри все то время, пока я смеялась, шутила и тешила себя иллюзией, что все исправится само собой.