Папе никогда не нравился Илай. И я имею в виду никогда.
Он называл его маленьким психом с двенадцати лет и часто из-за этого сильно ругался с дядей Эйденом — отцом Илая.
Он возненавидел его еще больше, когда я по глупости влюбилась в него, и предупредил, чтобы я избегала этого зануды, как будто он был искрой огня, а я — домом, облитым бензином.
Можно с уверенностью сказать, что он единственный человек, который с энтузиазмом присоединяется к разговору, когда я говорю гадости об Илае. Поэтому тот факт, что он кивает в знак согласия с тем же человеком, которого называет «сбежавшим заключенным» и «привилегированным преступником», по меньшей мере, странен.
Это же сон, в конце концов.
Мама отстраняется, но ее прикосновение не кажется мне сюрреалистичным. Я чувствую ее тепло и запах ее любимых вишневых духов. Это она. Моя мама.
— Ты хорошо себя чувствуешь, милая? — спрашивает она, гладя меня по волосам и убирая их с лица.
Папа садится рядом с ней, и я смотрю на них, потом на Илая, который стоит за ними как стена, засунув руки в карманы и глядя в мои глаза расчетливым взглядом.
— Да, — отвечаю я. — Папа. Что происходит? Где Ари?
— Ари пошла тебе за сменной одеждой, — папа гладит меня по руке. — Тебе нужно что-нибудь еще?
— Нет… — я снова отвлекаюсь на Илая, делаю паузу, сглатываю, затем стону. — Серьезно, почему он здесь? Подождите. Вы ведь тоже его видите, да? Мама? Папа?
Мама украдкой бросает взгляд за спину, и когда снова смотрит на меня, нахмурив брови, мое сердце бьется так быстро, что меня чуть не тошнит.
Это опять мое воображение?
Нет.
Пожалуйста, нет.
— Где еще может быть Илай? — спрашивает мама с ноткой замешательства.
— Он всю ночь просидел рядом с тобой, как и должен был, — нотка ненависти, которую папа питает к Илаю, вырывается на поверхность, и я выдыхаю.
Ладно. Теперь все более-менее нормально. За исключением того, что папа хочет, чтобы Илай провел ночь рядом со мной.
Или что он вообще здесь.
— Ты помнишь, что случилось, милая? — спрашивает мама.
Внезапно комнату накрывает пелена напряжения. Три пары глаз впиваются в меня в молчаливом ожидании.
Отличное давление.
— Да. Я позвонила в полицию перед несчастным случаем, потому что за мной кто-то следил, — я осекаюсь, услышав едва уловимое цоканье от Илая, и сужаю на него глаза.
— Кто-то следил за тобой в доме? — папа спрашивает с ноткой странной осторожности.
— Кто-то еще был там, когда ты упала с лестницы? — говорит мама.
— Лестницы… там не было лестницы. Это была…
Я поджимаю губы, когда Илай качает головой. Я прищуриваюсь.
— Это нормально, если ты запуталась, — говорит папа. — В последнее время ты находишься под большим давлением, так что давай пока оставим это. Мы просто рады, что с тобой все в порядке.
Я киваю, но смятение достигает небывалого уровня. У меня будет целый день, чтобы поговорить об этом с Сеси.
— Где мой телефон? — спрашиваю я маму. — Я хочу позвонить Сеси.