Книга, которую я искала, не была нужна никому в нашей семье, потому и лежала тут все семнадцать лет. Половина из нас не поняла бы в ней ни строчки, а вторая половина — это мои малолетние племянники, не умеющие читать.
Я спустила коробку на пол и развязала бечёвку.
Внутри на самом верху лежала аккуратно сложенная рубашка. Со временем молочно-белая ткань пожелтела и начала источать неприятный запах. Что-то не припомню, стирала ли я её, прежде чем убрать.
Помню, я часто брала у Эда одежду. Конкретно эта рубашка валялась где-то среди моих вещей в день, когда Эд пропал. Тогда она ещё пахла одеколоном и средствами для волос.
— Да, точно, я её не стирала. Неудивительно, что она воняет. Так стоп… — голову вдруг посетила спонтанная мысль.
Мы с Эдом почти полгода жили у него, не состоя в браке. При том, что нам было по шестнадцать-семнадцать лет. Законом это не запрещено, но немалая часть общества, особенно возрастная, порицает такое поведение. Тем не менее, нам ни разу не попался человек, который открыто бы высказал своё «фи».
Хотя… мы же не орали об этом на каждом углу. И с ближайшим окружением повезло.
— Надо побыстрее найти книгу, — нахмурилась я и выложила пару коробочек с амулетами-носителями и прочим барахлом, которое муж никогда не должен был увидеть. Никакого желания ворошить прошлое у меня не было. — Мне нужна только эта чёртова книга.
Но вдруг в руках оказалась тряпичный мешочек с артефактами-накопителями.
Внутри что-то ёкнуло. У Эда были любимые изображения. По большей части он увёз их с собой, но эти, уже сложенные в мешочек для перевозки, забыл, оставив их одиноко лежать на письменном столе.
Эти воспоминания были ему дороги.
Я высыпала амулеты-носители, подписанными неразборчивыми наборами склонённых влево букв, на подол платья.
Первый артефакт сформировал темноволосого мальчишку пятнадцати лет. Невысокого, угловатого, вполне симпатичного для своего возраста. Мы с ним сидели на каком-то заборе, с бутербродами. Странно, я совершенно не помнила историю этого амулета, но дата на нём сообщала, что сделано изображение в ноябре, в год, когда мы были на втором курсе. Это одно из первых свиданий.
Действуя уже почти бессознательно, я взяла второй амулет.
Он показал нас уже зимой. В лесу из огромного сугроба мы сделали себе личную горку. На следующий день пришли в академию простывшие, поочерёдно хлюпали носами, пока преподаватель не отправил нас в больничное крыло.
Я достала небольшое зеркальце — амулет, позволявший записывать некоторый промежуток времени. Активировав амулет, я увидела в отражении снежный лес и краешек головы мальчика.
— Короче, — заговорил артефакт. — У нас тут горка, но долго кататься без тёплого домика холодно, поэтому мы выкопали пещеру.
Прямо под горкой была сделана дыра, закрытая каким-то ящиком. Отодвинув его и забравшись внутрь, мальчик показал в артефакт убежище, где я, сидя на пледе, разливала чай из теплоудерживающей бутылки.
— Собственно, принцесса ледяного замка. Скажите что-нибудь, мисс?
— У тебя уже губы синие. Пей чай.
— Засчитано.
Запись на этом закончилась.
Я достала следующие несколько артефактов. Портреты из академии. Совместные уроки и перемены. Ничего сверхинтересного.
А вот следом появилось зеркальце времён конца второго курса.
Шёл май. Мы сидели на берегу крохотного островка в широкой реке. Я предложила Эду доплыть до него, но как выяснилось, его заявления «да умею я плавать, расслабься» слишком приукрашивают ситуацию. На деле Эд едва мог продержаться на воде несколько секунд и большую часть пути шёл по выращенным водорослям.
Я активировала зеркальце. Эту запись вела я:
— Вот взгляните на этого идиота, который полез в воду не умея плавать.
— Ой, да умею я.
— Ага, я уже посмотрела. Лучше посмотри в зеркало и скажи, что если ты утонешь — я тут ни при чём.
— Если я утону, — парень указал на меня. — Это была её идея.