Крапивник вдруг отставил корзину и зачем-то забрался в объект изучения.
— Маловат.
У меня не нашлось комментариев на такое поведение. Столяра же оно совсем не настораживало.
— Сто шестьдесят четыре… Сто девяносто на девяносто пять будет в самый раз, — парень отложил линейку, записал мой рост на бумажку и, указав вглубь мастерской, крикнул. — Попробуй тот, что у стены.
Я подошла к гробу у стены, где уже удобно устроился учитель, подложив под голову подушечку из другого гроба.
— Мистер Рио, что Вы делаете?
— Прилёг, — объяснил он. — Спина что-то разболелась. Эй, Рон, закрой меня.
Парень оторвался от перекладывания досок и подошёл к нам.
— Зачем?
— Да что тебе, жалко, что ли? Просто из любопытства.
Пожав плечами, парень положил на гроб незаконченную крышку.
Из памяти возникли сразу две неприятные аналогии: точно так же закрывали мистера Адэра и папу. Папа даже лежал так же, сложив на груди руки. И возраста он был того же — тридцать четыре года. И жилетка была серая, только не из рогожи.
Но, пресекая череду страшных сходств, из ящика донёсся голос, похожий на папин.
— Тут не так душно, как я ожидал. Ладно, выпускайте.
Рон снял крышу, и пыльный учитель поднялся из гроба.
— Опилками дышать — такое себе удовольствие. Без обшивки неудобно, конечно, — мужчина старательно тёр длинный нос. — И низко — нос в крышку упирается.
— И зачем Вы это делали? — только и выговорила я.
— Последнее время, мне слишком часто напоминают про такое явление, как смерть, — отряхиваясь, растолковывал папин сослуживец. — Да и спина болит. Очень полежать хотелось.
Быстро приведя себя в порядок, обратился к столяру:
— Скажи-ка, малой, когда ты закончишь?
— Дня за три.
— Быстро. И во сколько мне это обойдётся?
— Где-то девятьсот. Туда-сюда двадцатка.
Я прикинула, что для кровати это весьма немного.
— Ну и славно. Тогда в среду зайду. Тогда и рассчитаемся.
— Ага.
Учитель снова пожал столяру руку и направился к выходу:
— Луна, идём.
Я засеменила следом.
— Теперь в ателье?