— Луна, — я отдала дочке ночную сорочку. — Иди ложись.
Она бросила на учителя короткий напуганный взгляд и удалилась.
— Не срывайся на ней, — негромко попросила я. — Я всё понимаю, но…
— Да засунь ты своё понимание знаешь куда?! У тебя, я гляжу, прям каждый день смысл жизни сгорает!
Я попыталась сохранить спокойствие, но две особо неприятные мысли не давали расслабиться. Первая: Эд на меня кричит. Эд никогда не кричит. Во всяком случае, не от злости и не на конкретного человека. Ему очень больно и плохо. По большей части из-за меня. Вторая: это слышит Луна. Для неё он в некоторой степени заменил Роланда.
После глубокого вдоха я заговорила самым вкрадчивым голосом, на который была способна, так я всегда боролась с капризами маленькой Луны:
— Эдмунд, тебе больно, я вижу, но «смысл жизни» не слишком ли громкая формулировка?
— Ну конечно! Я утрирую, — сарказм и крик. Убойная смесь, когда речь об Эде. — Что, по мне не видно?!
— Эд, ну, работа — это ведь не смысл жизни.
— Для тебя, может, и нет, а на моём надгробье напишут, что я был врачом, аптекарем и профессором по магическим болезням. Больше на нём ничего не напишут! Даже того, что вообще-то я маг, пусть и такой!
Эд развёл руками, намекая на крапиву, неумолимо заполняющую всю комнату и уже начавшую покрывать основания стен.
— Всё! Да, Пацифика, что поделать, я — это моя работа. Ничего больше! — речь стала дёрганной — с перебивками на смех.
Я знала, что Эд свернётся комочком в углу комнаты, когда устанет или успокоится и чем скорее это состояние наступит, тем лучше. Тогда он не откажется от чая, пледа, обработки травм, может быть, даже от объятий. Тогда с ним можно будет спокойно побеседовать и окончательно успокоить. Но не сейчас. Сейчас надо просто подвести его к этому состоянию.
— Не говори глупостей, я могу привести ещё множество примеров того, чем ты можешь похвастаться. Начнём хотя бы с того, что ты учитель…
— Замечательно! Читаю лекции и снабжаю пивом друга, который на практике обеспечивает безопасность. Давай продолжим список тем, что я подсказываю дорогу тем, кто её спрашивает. По-моему, это повод для гордости!
Эд топнул, заставляя крапиву исчезнуть, но не прошло и секунды, как она снова начала пробиваться из паркета.
Я снова тяжело вздохнула, чтобы не закричать в ответ. Скорее всего что-то бессвязное — больше от безысходности, чем от злости.
— И это тоже хорошо, Эдмунд. А теперь, пожалуйста, давай обработаем ожоги. Это важно сделать, а то потом будет больнее.
— Да какая разница?!
Я мысленно прошлась по умственным способностям бывшего жениха — как, чёрт возьми, он может быть настолько умён, являясь при том полнейшим идиотом?!
— Господи, Пацифика, почему каждый раз, как ты появляешься в моей жизни, в ней творится какая-то хрень?! В прошлый раз разорвал источник, в этот — спалил расчёты. Какое, чёрт тебя дери, ты на меня навлекаешь проклятье?!
Воздух комом встал в горле.
— И оба раза тебе просто необходимо поорать на меня, как я по жизни не прав и как на самом деле мои проблемы незначительны! Успокойся, Эд! Не ной, Эд! Это не конец света, Эд! А надо было меня слушать, Эд! Эд, не ори на бедного ребёнка, который лезет под руки, когда было ясно сказано, чтоб не лезла! Не спорь со мной, очевидно, я всё понимаю лучше всех! Да, Пацифика?!
Эд приостановился, чтоб набрать в лёгкие воздуха и убрать крапиву, жгущую руки.
— Ну, молодец, что была тогда права! Иди, возьми с полки пирожок. Молодец, что сейчас пытаешься помочь, когда об этом не просили! Шуруй по всё тому же направлению!
Я плотно сжимала губы, стараясь не заплакать.
Хотелось сказать, что я никогда не хотела ему зла, но он это знал. Судя по фразе «молодец, что была тогда права» понимал это даже сейчас, в приступе ярости.
«Я хочу помочь» — уже сказала, и не раз.
Чувство, что я впрямь какое-то дурное предзнаменование, сдавило горло. И будто того было мало, в нём словно застряло что-то острое.
Крапива продолжала расти, плотным кольцом закрывая Эдмунда. Он молчал, буравя меня взглядом, будто ждал нападения.