Почти на границе леса стоял амбар и было огорожено пространство, выровненное лошадиными копытами.
Чуть не прыгая от восторга, Эд поспешил к домику рядом и постучал в дверь. Через минуту к нам вышел мужчина примерно одного с учителем возраста.
— О, Крапивник, здорово. Так и знал, что ты придёшь.
Мужчины пожали руки. Бернард, обеспечивающий всех извозчиков и почту лошадьми, заприметил меня.
— И тебе привет.
— Здравствуйте.
— Пойдём, — быстро утратив ко мне интерес, мужчина закинул руку на плечо моему учителю и повёл его в амбар к лошадям. — На этот год подобрал такую, которая сама, кого хочешь напугает.
— Отлично. Она объезженная?
— Да, но молодая: дай палец — руку откусит.
Мы втроём зашли в амбар-конюшню и приблизились к одному из пары десятков стойл. В нём находилась белая с серыми ногами и носом лошадка. Не крупная, стройная.
— Знакомьтесь, Роза.
— Хорошенькая, — заметила я.
— Это только взаперти, — усмехнулся конюх.
— Я прокачусь? — Эд без тени сомнений протянул к лошади руку.
Кобыла попыталась схватить его зубами.
— Ладно, ладно, не буду тебя трогать, — Эдмунд из последних сил сдерживал восторг. — Розочка.
Бернард принёс всё необходимое, зашёл в загон и осторожно стал надевать седло и узду на недовольно фыркающую кобылу. Учитель во все глаза наблюдал за процессом.
— Ты так рад, что тебе дадут покататься на лошадке или просто любишь работать на этом празднике? — излишний восторг Эдмунда начал меня подбешивать. Я рада видеть его счастливым, но можно же не перебарщивать с воодушевлением? От работы учителя он что-то в такой экстаз не приходит, так чем этот праздник лучше?
— Я рад и тому и другому, — отозвался учитель, бросая на меня короткий взгляд. — Неудобно хвастаться, — в лице Эдмунда ни на мгновение не отразилась неловкость. — Но в академии я был одним из лучших наездников.
— А в чём ты не был лучшим? — я закатила глаза, не в силах скрывать дурное настроение.
— В пении, — на этих словах в глазах преподавателя застыло отражение давно забытого унижения. — Это было ужасный час…
Отрезвлённый неприятным воспоминанием, он секунду наблюдал за конюхом с вполне адекватным лицом, после чего, наконец, заметил мои эмоции. Впервые за всё утро.
— А ты чего такая недовольная? Плохо выспалась?
Вообще-то, всё было бы достаточно очевидно, если бы он хоть на минуту задумался. Мне не хотелось объяснять причины обиды, поэтому я просто кивнула.
— Тогда сегодня ляжем пораньше.
Бернард закончил с лошадью и передал узду Эду. Мы с конюхом вышли на улицу и встали возле забора, отгораживающего вытоптанный круг, куда Эдмунд завёл лошадь. Она то и дело дёргалась, будто собиралась вырваться.
Мой учитель ласково провёл ладонью по шее лошади. В ответ она зафыркала и попыталась отойти от человека. Поняв, что подобные жесты не помогают наладить контакт с животным, Эд легко запрыгнул в седло. Кобыла задёргалась. Идея возить на себе кого-то уже была ей привита, но пока не близка.
— Поехали, Розочка, — Эдмунд легонько прижал щиколотки к её бокам.
Кобыла трусцой двинулась по кругу, возмущённо фыркая от несправедливости этого мира.
Я со скучающим вздохом оперлась на забор. Эдмунд пришёл сюда, чтобы познакомиться с лошадью. Ему весело. А мне тут делать особо нечего. Зачем я напросилась с ним? Скорее бы наступило послезавтра — после праздника Эд перестанет ходить с одухотворённым лицом и начнёт замечать меня.