Эдмунд выполнил просьбу. В это время папа отделил от забытых на тумбочке шприцов две иголки.
— Воткни в пробку крес-накрест, чтобы камень не выпал.
— А сам? — Эдмунд тем не менее взялся за иглы.
— Рука, — напомнил папа, вынимая из воды повреждённую конечность.
— Ну да, точно, — кивнул Эд и через минуту вручил папе болванку под артефакт. — На.
Лиловое плетение и несколько закрепителей вошли в кристалл. Выдержав период стабилизации, папа проверил качество артефакта и активировал запись.
— Улыбнись. Ты добавишься в мою коллекцию бесполезных артефактов.
Я молча наблюдала, как парни записывают изображение.
— Нам пора, — Эдмунд тронул меня за плечо.
Это конец. Придётся возвращаться в реальность. Туда, где папы уже нет.
— Может, посмотрим ещё что-нибудь?
— Ты устала сильнее, чем думаешь. Пойдём.
Последний раз глянув на парней и на то, как Эд втихую перекладывает артефакт в свою тумбочку, когда папа отвернулся я разорвала связь с плетением.
Снова сено, краткая вспышка заходящего солнца, лиловый туман… и темнота.
Главы 48–50. Пацифика.
…
48. Пацифика.
…
Я просыпалась несколько раз, но быстро засыпала снова. Кажется, пару раз я даже с кем-то говорила, но ничего не помню.
Наконец сознание вернулось окончательно. Голова трещала, отзываясь болью даже на тихие, едва слышимые звуки, доносящиеся из других помещений больницы. В груди всё горело, было холодно. Видимо, у меня температура.
Я попыталась оглядеться. В руку была воткнута толстая игла, подсоединённая к пустой бутылочке от какого-то зелья. На тумбе у кровати лежал колокольчик. Перед операцией мне велели позвонить в него, когда проснусь.
Я с трудом поднесла к нему руку и позвонила. Не прошло и минуты, как ко мне заглянула молоденькая медсестра.
— Здравствуйте. Лежите, я сейчас завяжу Вам руку и позову доктора.
Девица убежала и вернулась с перевязочным материалом. Она убрала из моей руки иглу и быстро замотала кровоточащую вену. Справлялась она не профессионально, но ничего критично неправильного не делала, да и говорить ей что-либо мне совершенно не хотелось.
Закончив, девица убежала.
Погрузившись в тишину, я прикрыла глаза. Сознание опять начало утекать в темноту и тишину, но кто-то щёлкнул дверной ручкой. Мой врач.
— Здравствуйте, мадам Солена. Как Вы себя чувствуете?
— Отвратительно. Не могли бы Вы говорить чуть тише?
— Конечно, — врач сбавил тон до шёпота. — Операция прошла без затруднений. Возможно, Вы даже окажетесь дома через пару недель.
Я прикрыла глаза, чувствуя, что они пересохли, и задала единственный вопрос, ответ на который сейчас могла осмыслить: