Мой милый, что тебе - я сделала?»
Отрывок из стихотворения М. И. Цветаевой .
Вдох-выдох, еще раз и снова так.. "Давай, Ань, дыши! Дыши, мать твою!" Вот так, судорожно втягивать в себя воздух, но не получать ни грамма кислорода. Горло дерет от встрявшего где-то на уровне глотки острого комка, голова кружится, глаза печет от невыплаканных слез, а кору головного мозга проедает это чертово: "Я беременна от Маркуса".
С*ка, шалава подзаборная! Чтобы ты и твой бл*дский выродок сдохли!
"Боже! Что ты несешь, Ань? Это же ребенок, маленький ребенок! Разве он виноват, что Беркет гребанный кобель?"
Да посрать! Она не хотела искать правды. В эту минуту Аня ненавидела весь мир, ненависть по венам разносилась, отравляла, впивалась острыми шипами в сердце, выдирала оттуда с корнем кусище. И смехом заливалась над ней, дергая за больные ниточки. "Вот, Анька, допрыгалась, довыделывалась? Думала, он терпеть будет? Ну ты, дура, конечно! Прожила с ним десять лет и до сих пор в нем прекрасного принца видишь. Ха-ха. Ну, пожирай теперь плоды своего... Чего? Чего ты вообще добивалась? Не припомнишь? Нет? Ты ведь хотела, чтобы он исчез, чтобы оставил тебя в покое, потому что сама не в силах это сделать. Только вот не учла, точнее, забыла, что уйдет он, и ты сдохнешь от нехватки его в крови. Хочешь обвинить его? В чем? В измене?! Три раза ха-ха. А не припомнишь, свои мыслишки относительно Андрея? И ведь прав Беркет - ты ничтожество. Ты бы и сама изменила, да кишка тонка, боишься, трясешься, как мелкая шавка от страха. Ты такая Анька... В мыслях уже изменила, а вот на деле не можешь. Лицемерка херова. Пусть он жесток, но не лицемер, и никогда им не был. Как он сказал? "Я тебе не святой?" И ведь не соврал, да и сама это знаешь. Так почему же ты связки готова сорвать, вопя от потери? Думала он на коленях будет ползать, умолять, просить, изо всех сил биться? Так он ползал.. Забыла? Умолял тебя, просил, бился, как мог, иначе и не знал, и не умел... Ты ведь не хотела ничего слышать, закрылась в своей ракушке, и думала, что по глазам твоим все прочтет. А ты прочитала хоть что-то по его взгляду? Спросила его хоть раз? Ты хоть раз подошла к нему, села рядом , взяла за руку и просто спросила: "Марусь, как ты родной?"
Ты же упивалась своим горем и считала, что все тебе должны. А она села рядом, взяла за руку и спросила. Она делала то, что ты должна была... Должна была и не сделала.
О, давай, выгораживай его!
А какой уже смысл?
Он ушел, к ней ушел! И хоть выгораживай, хоть об стену разбейся, обвиняя его, но суть неизменна – все кончено.
И тебе не хуже меня известно, кто в этом виноват!"
Все кончено. Два слова, а раздирают до мяса, до агонизирующей боли, до помешательства.
Она поняла это сразу, как только очнулась в незнакомой комнате с видом на море. Смотрела ошалелым взглядом, пытаясь восстановить события прошлого вечера, и дрожала. Каждая жилка в теле тряслась от яростной, жалящей волны ужаса. Стоило только вспомнить злую ухмылку с*ки, как кишки наружу выворачивало, словно эта бл*дь своими грязнющими руками в нутре поковырялась, воспаляя его и заражая неизлечимой болезнью. В этом мире слабым быть нельзя. Нет никому дела до того, что ты пережил самую большую утрату. Каждый рвет за свое, а мораль... "Какая мораль, Ань? Срала эта дрянь, что душа не дышит у тебя, что ты подыхаешь, и единственное, что тебя в этом мире держит, это он. А он... Боже, ты же говорила сама, сама... что не нужен он тебе! И он поверил. Как не поверить, если ты так упорно вселяла в него эти мысли?! Но сердце кричало: "Почему ты поверил, почему? Я же не могу без тебя. Я без тебя не умею, Марусь! Я бы забыла все и забуду! Не живу я без тебя! Неужели же ты этого не видел? Ты же знал это... Я же тобой жила всегда, всё тебе отдала... И сейчас, все эти месяцы ради тебя я только и дышала. Вот так, по-уродски, обжигая тебя, смрадом опаляя, но только благодаря тебе. Я знаю, я оступилась, но не в силах я жить без тебя... Как это может закончится? Как это может прекратится, когда тобой пропитана душа, когда ты под кожей у меня, в каждой клетке моего тела? Как ты мог поверить в мой бестолковый треп? Ты же никогда наивным не был... Почему именно сейчас?"
Зубы впиваются в губы до крови, сдерживая скулеж, пальцы скрючиваются, цепляются мертвой хваткой за простынь. Сердце огнем жжет.
"Пожалуйста... умоляю, я прошу, пусть это будет сон, пусть я съехала с катушек, и сейчас он зайдет в эту комнату и скажет, что блондинистая с*чка, чтоб ей твари подавится, просто ведет свои с*чьи игры."
И словно кто-то услышал ее, дверь осторожно приоткрылась. Аня перестала дышать, сердце заколотилось, как сумасшедшее. Мысли вихрем закружились в голове, она пыталась придумать, что сказать мужу, но как только на пороге появилась худая женщина в дорогом костюме, все это ухнуло вниз с огромной высоты и разлетелось на осколки, на меленькие такие, остро заточенные осколки, отражающиеся в холодном, словно бритва, взгляде вошедшей женщины, кричащем, что Он не войдет сюда и не надо, не сметь смотреть просяще.
Аня не знала ничего наверняка, но интуиция никогда не подводила ее, потому... Горло рвет крик, а на губах лишь шелестит сиплый звук. Но все же она спрашивает, приподнявшись на подушках:
- Где мы, где Мар... мой муж? Что вообще происходит?
Женщина поджимает губы, что-то обдумывает и тихо произносит:
- Как вы себя чувствуете? Доктор прибудет с минуты на минуты...
Аня нетерпеливо втянула воздух, женщина прокашлялась и продолжила:
- Меня зовут миссис Флетчер, я буду вашей компаньонкой, так скажем, на непродолжительное время, пока ваш муж не уладит некоторые дела... Мы на Майорке... мистер Беркет в Лондоне, он...
Женщина отвела взгляд, а потом подошла ближе, обдавая терпким запахом дорогих духов и напыщенным взглядом. Протянула костлявую руку, с бугрящимися под синюшно белой кожей венами. Звякнули тяжелые браслеты на тонком запястье, а длинные пальцы с красными ноготками сжали сотовый телефон. Аня попыталась сглотнуть, чтобы смочить пересохшее горло, но слюны не было. Дрожащей рукой забрала телефон, стараясь не касаться руки бабы Яги, так мысленно обозвала ее. Она не понимала, где Маркус откапал эту заносчивую бабку, но если он рассчитывал, что с ней она будет держать себя в руках, то, как никогда, попал в точку, сукин сын. Аню эта женщина одним своим взглядом замораживала и заставляла задирать голову так высоко, пока боль не разольется вдоль позвоночника. Этой грымзе уж точно не видеть ее унижение, она и так на нее смотрит, как на мусор.
Голова кружилась от непонимания, кучи вопросов, тревоги, страха... Коктейль был взрывной, он бурлил под кожей, вызывая зуд и жжение. Глаза лихорадочно метались в поисках ответов, но их не было. Спрашивать у Яги не хотелось, но было слишком страшно, а потому, наплевав на мнение высокомерной бабки, пусть в ж*пу себе засунет, Аня торопливо поинтересовалась, стараясь выглядеть спокойной:
- Что это все значит? Какие дела? Почему мы...
- Я ничего не знаю, мистер Беркет просил вам передать телефон, сказал, что он вам все объяснит сам! – отчеканила старуха, перебивая Аню.
- Где моя дочь? - интонация холодная, высокомерная и повелительная. Женщина стушевалась. Аня удовлетворенно про себя хмыкнула, захлебываясь ядом злости: "Правильно! Место, Старуха! Место!"
Раздражение было таким острым и невыносимым, что хотелось стены крушить. Непонимание и сумбур в голове достигли критической точки. Аня чувствовала себя беспомощной.
Что если он, как тогда, забрал у нее ребенка? Что если...
- Мисс Беркет в соседней комнате с няней, вам не нужно волноваться, у вас очень...