– Не волнуйся. Я нема как могила.
Чего он только не натаскал сюда с Земли!
Книги, картины, статуэтки, антикварная посуда. Нет, это не было складом для хлама, как вещи папы в общежитии, кабинет Харона напоминал подсобку музея или обитель эксцентричного коллекционера старины. Пахло кожей и свечами. На стене напротив письменного стола висела огромная карта, дублирующая ту, что он мне показал.
И я вдруг поняла, что напоминают мне хаотично разбросанные пятна миров.
– Пазл.
– Что?
– Они похожи на мозаику. В детстве у меня была такая, с крупными детальками. Я вываливала ее на пол и мучительно пыталась собрать. Потом кричала папе, что детали не подходят, пазл бракованный. Он приходил, садился рядом и собирал для меня картинку. Конечно, он понимал, что я просто хочу его внимания. Но снова и снова делал вид, что верит, будто я не способна соединить шесть деталек в одну.
По коже прошелся мороз, хотя в кабинете не было окон. Фантазия услужливо подкинула ложное воспоминание, в котором вместо яркой иллюстрации отец снова и снова собирал для меня картинку из миров.
– Все в порядке? – спросил Харон, заметив, что я кутаюсь в куртку.
– Да. Наверное. Так, семейные проблемы.
– Что-то незнакомое.
– У тебя нет семьи?
– Я одиночка. Иногда приглашаю красивых девушек на свидания и провожу с ними время, но, если честно, я не вижу смысла в отношениях в нашем мире. Мы лишены возможности продолжать свой род, души рано или поздно уходят, а иные вечны – так зачем ограничивать себя браком или, того хуже, лицемерить, притворяясь, будто интрижки и Маскарады Мертвых служат лишь специями в отношениях с единственной любовью.
– А чувства? Ты никогда не влюблялся?
– Влюбленность – это всего лишь инфантильная форма желания. Многие из нас не способны признаться себе в том, чего они хотят. Поэтому выдумывают любовь, долг и все такое.
– Да у тебя прямо своя философия.
– У меня достаточно времени, чтобы разобраться в себе и в жизни. Но я никого не убеждаю в собственной правоте, просто живу, как мне нравится. Что ж, давайте я покажу, как мы работаем. Самаэль просил ознакомить вас с азами. Вы уже знаете, что такое кастодиометр, так?
Харон осекся, его взгляд застыл на чем-то над моей головой. Обернувшись, я увидела, как на карте зажегся маленький голубой огонек. Точно такой же горел и на карманной версии.
– Что это? Душа? Так нам показывают, что кто-то умер и ждет перехода?
– Да, – как-то странно отозвался Харон.
Не то растерянно, не то немного испуганно.
– А что не так?
Он поднял на меня взгляд.
– Это мир балеопалов. Душа готовится к переходу из мира балеопалов. Вторая душа за всю историю Мортрума.
Воспоминания тут же услужливо подкинули сон, показавшийся очень реалистичным и ярким. Я почти наяву вновь ощутила прохладу темных вод и тепло от света впервые за много дней выглянувшего солнца.
– И что мы будем делать?
– Встретим, поможем перейти границу, взвесим душу и передадим в руки стража, – ответил Харон.
– Взвесим душу, – вздохнула я. – То есть бедолага скоропостижнулся в мире, где в принципе не бывает смертей, а ему еще и Аид светит?
– Идемте, мисс Даркблум. Незачем заставлять душу ждать.
Пришлось признать, пока мы шли по бесконечным коридорам архива, что работа проводника оказалась более захватывающей, чем стража в дозоре. Гораздо приятнее стоять у границы таинственного мира, чем у безжизненного подземелья, полного кровожадных тварей. И пусть мы не сможем даже краем глаза заглянуть в мир балеопалов, даже близость к нему – уже захватывающее впечатление, которого так не хватает в Мортруме.