Да, примерно так все и было со мной.
Стало немного легче. Уговаривать ошеломленных смертью душ, что впереди новый этап, не придется. Актриса из меня посредственная.
– Самое сложное в нашей работе – взвесить душу.
– Я думала, это делают судьи.
– О, только в том случае, если душа оказывается достойна Элизиума, – необходимо все проверить, и в случае полного равновесия, когда непонятно, стоит дать ей шанс в Мортруме или отправить на перерождение. В остальном ничего сложного в том, чтобы определить, достойна душа перерождения или ей необходимо стать частью Мортрума, нет.
На этот раз мы шли не в колледж и не в министерство, а в архив.
– А как вы узнаете, что кто-то умер? И куда нужно идти?
Вместо ответа Харон извлек из внутреннего кармана сложенный в несколько раз лист, при ближайшем рассмотрении оказавшийся картой. Или чем-то похожим на карту, потому что я вообще не поняла ничего ни в обозначениях, ни в очертаниях объектов.
– Чтобы читать карты душ, требуется практика. Вас этому, конечно, не учили. Но я в свободное время попробую. Это – все обитаемые вокруг Мортрума немагические миры. Земля…
Он ткнул в какое-то пятно на карте.
– Мир балеопалов.
– Магистр Тордек рассказывал о нем.
– В этом мире, – Харон показал на самый верх карты, – увы, нет душ, которым хватило бы энергии на переход. А этот мир давно погиб, к сожалению. От него остались лишь осколки.
– А что с ним случилось? – живо заинтересовалась я, поняв, что вот он – мой проводник в мир идеально выполненных заданий Тордека.
Но Харон тут же сбил прямо в полете:
– Понятия не имею. Мы ведь не бываем в этих мирах. Остаемся на границе, в иллюзии, лишь слабо напоминающей мир в паре шагов. Пытаться пересечь черту строго запрещено и довольно опасно. Я попрошу вас никогда и ни при каких обстоятельствах этого не делать, мисс Даркблум.
Я проглотила замечание о том, что сам-то Харон без проблем шастает туда-обратно. Меня все же не учили проводниковым фокусам. Одно дело переходить на Землю через портал Селин, другое – ломиться через границу нелегалом. Даже в мире смертных за это могут пристрелить.
– Итак, есть мир земли, воды, огня – будем считать уничтоженный мир сгоревшим, воздуха. Мортрум – мир смерти. Получается, есть еще мир жизни. Да?
Харон усмехнулся.
– У вас нестандартное мышление. Увы, но я не знаю ответа на ваш вопрос. Мне еще не доводилось бывать в последнем мире. А проводникам запрещено делиться друг с другом подробностями переходов душ.
– И все-то у вас запрещено, – вздохнула я. – Домашку выполнить невозможно! А почему миров всего шесть?
– Шесть доступных нам. Возможно, их куда больше. Сотни, тысячи. Кто знает? Я бывал лишь в одном. Земля, как ни странно, основной поставщик душ.
– Почему странно?
– Вы все время стремитесь себя уничтожить.
– Так это вы отправляете нас хранить и оберегать прекрасный мир. Фигово задачи ставите.
Впервые с прибытия в Мортрум я увидела обитель проводников. Оказывается, архив – нечто вроде их офиса. Стражи обитают в министерстве, судьи – в Виртруме, парящем городе, что бы это ни значило, проводники – в архиве.
Снова вспомнилась Шарлотта. Я не успела толком привыкнуть к ее присутствию, но иногда думала, как здорово было бы поболтать с кем-то кроме обитателей особняка Вельзевула. Ридж и Харон для этого подходили слабо – с ними не пооткровенничаешь.
Пока мы шли вдоль стеллажей, я с тоской рассматривала бесконечные ряды папок с личными делами душ. Вот бы посмотреть хоть одну! Отца или… может, мамы. Я ее почти не помню, но было бы интересно узнать, где она сейчас, какую жизнь живет и не могли ли мы случайно встретиться.
Наконец Харон остановился у одной из многочисленных дверей, отпер ее ключом и пропустил меня внутрь. Приятный мягкий свет озарил небольшой, но уютный кабинет.
– Учтите, мисс Даркблум, я еще никого не приглашал сюда. Рассчитываю, что об увиденном вы будете молчать.