– Я больше не буду есть печенье! Никогда-никогда не буду! – клянется, шепелявя, Пенелопа, лишившаяся переднего зуба.
Альтан не сдерживается и громко хохочет так, что на глаза его выступают слезы. Я, уже опытный боец, каждый день подвергаемый подобного рода тренировками, стойко держу лицо, борясь с мышцами рта, отвечающими за улыбку.
Печенька роняет челюсть, неверяще глядя на отца. Спустя мгновение шока из ее рта раздается пронзительный визг раненного самолюбия. Понимаю, неприятно, как над тобой смеются, да еще так открыто, в лицо, и до слез.
– Это ты виноват! Зачем пришел?! Зачем принес?! – Пенелопа показывает пальцем на растерянного Альтана.
– Потому что баловать детей – обязанность любого папы.
Я задерживаю дыхание, прикусывая губу и боясь издать лишний звук, чтобы не разрушить происходящий момент. Как-никак, именно моя невольная ложь отчасти послужила причиной нынешним мукам. Не стоило говорить, что отец Пенелопы павший в бою рыцарь.
Печенька округляет мокрые от слез глаза и шмыгает носом, вглядываясь с сомнением в лицо растерянного собственным порывом мужчины.
– Папа?
55
– Папа? – повторяет Печенька.
Альтан неловко делает несколько шагов вперед и оказывается рядом с дочкой. Присаживается так, чтобы оказаться с ней лицом к лицу на одном уровне.
– Да. Пенни, я твой папа. Настоящий. Я не рыцарь и на небе не живу. И меня долго не было рядом. Прости, доченька.
Я быстро моргаю, чтобы не дать пролиться слезам.
Пенелопа икает и протягивает руку, на ней появляется маленькая вспышка золотистого цвета.
– Да, – улыбается Альтан и на его ладони тоже вспыхивает огонек. – Верно. Я тоже так могу.
Печенька тушит свою искорку и бросается вперед, повисая на шее родного отца. Для нее обладание схожей магией оказалось самым неоспоримым доказательством. Видимо, у магов свои причуды. Даже завидно, что у меня нет ни крупицы маны.
– Правда? Ты правда папа?
– Да, – Альтан гладит ее по спине, прижимает к себе и встает, распрямляя ноги. – Печенька, доченька моя.
Этой ночью Пенелопа засыпает, сладко сопя с потерянным зубом под подушкой, на постели между нами. В одной руке она держит мою, в другой – большую ладонь обретенного накануне отца.
Лежу на боку и смотрю на идеальный мужской профиль.
Не верится, что человек способен быть настолько счастлив. Даже страшно. Что, если однажды я открою глаза и все это обернется сном? Мой ребенок, мой мужчина…как мне просыпаться каждый день, зная, что я их больше никогда не увижу?
– Эрин? – раздается обеспокоенный шепот.
Замираю, смаргивая с глаз непрошенную влагу.
– Ты плачешь?
Если бы мне не было так грустно, я бы рассмеялась. У него, что, детектор на мои слезы? Даже в полной темноте распознает, когда я собираюсь предаться грусти.
– Нет, – вру я.
В темной комнате нам не разглядеть лица друг друга, лишь смутные силуэты. Иначе, вряд ли бы мне удалось провести Альтана так легко.
Печенька сопит, ее сон отнюдь не чуткий и беспокойный, напротив, по утрам приходится тяжко разбудить спящую красавицу в садик.
– Хочешь заставить меня отказаться от тебя или хочешь, чтобы я всегда смотрел только на тебя?
– А?