Парень кивнул и кинулся исполнять поручение.
Он не хотел ни с кем видеться прежде, чем попадёт в свой кабинет.
Потому что знал, что его там поджидало. Он сам распорядился перенаправить часть почты сюда, оправдав это отсутствием времени и возможности решать сто дел за раз.
А это дело вроде как требовало его стопроцентного внимания.
Глеб пересёк обширный холл и скрылся в коридоре, ведшем к рабочему кабинету. Краем уха услышал, как справа, со стороны кухонь доносится звон посуды. Не поздновато ли для готовки? Назавтра у них никаких мероприятий не намечалось.
Вошёл в кабинет, оставив дверь распахнутой настежь. Почему-то сейчас не хотелось её запирать. Будто так он мог почувствовать себя в клетке.
Большой белый конверт лежал на столе поверх остальной скопившейся корреспонденции. Его прислали ещё чёрт знает когда. Он всё это время лежал здесь. Дожидался.
Глеб приблизился к столу, накинул снятый пиджак на спинку рабочего кресла и упёрся взглядом в эмблему лаборатории.
В конверте ответ.
Подтверждение или опровержение.
Глеб сунул руки в карманы брюк, рассматривая этот простой белый квадрат с такой внимательностью, будто пытался прочесть его содержимое через бумагу.
Тишина засыпавшего дома странным образом убаюкивала после череды сумасшедших будней в столице.
Тишина, которая длилась очень недолго.
— Полина Александровна, а глазурь так и оставить?
Глеб невольно вздрогнул, услышав её имя. Стоило бы догадаться — вот кто, видимо, звенел посудой на кухне в половине одиннадцатого ночи, да ещё и прислугу на это дело подписал.
Впрочем, он уже давно подозревал, что прикормленная ею прислуга как раз была и не против.
— Бегу!
Короткое слово. Знакомый голос. Звонкий, почти радостный.
В груди что-то сгустилось и уже привычно заныло, окуная его в воспоминания — яркие и запретные, но оттого ещё сильнее манившие. За эти две недели он начал верить, что всё это ему только привиделось. Придумалось в полубреду, в предрассветном часу, когда порой балансируешь между сном и реальностью.
В Москве без неё стало особенно невыносимо, потому что эти проклятые сны заполонили его одинокие ночи.
Глеб протянул руку, коснулся пальцами белой бумаги конверта.
— Марина, а вишня для начинки остыла?
Так вот каким был его дом без него… наполненным суетой каких-то ему неведомых приготовлений. И прислуга позволяла себе безо всякого стеснения перебрасываться шутками и перекрикиваться с хозяйкой в двух минутах ходьбы от его кабинета…
Конверт оказался почти невесомым. Запечатан надёжно. Не стоило переживать, что кто-нибудь мог поинтересоваться его содержимым.
Из коридора снова донёсся смех, будто рассыпались колокольчики.
Её искренний смех. Большущая редкость.
Когда его пальцы прошлись по ребру конверта, до его обоняния наконец-то добрался запах выпечки — мягкий, уютный, бесконечно манящий.
Вот таким был его дом без него. Не особняком, не элитной недвижимостью, а домом.
— Никита, поможешь с разносом? — позвала она. Приглушённо, но он услышал.
Должно быть, самое время наконец выяснить, что за таинственные приготовления там велись.