Он обернулся как раз вовремя — маленькая Канатас спускалась по главной лестнице, даже в обыкновенных джинсах и свитере умудряясь притягивать взгляд.
Когда это случилось? Когда, среди всего того хаоса, в который она погрузила его и без того непростую жизнь?
И что теперь с этим делать?..
— У меня тоже… что-то типа того, — ответил он, не сводя с неё взгляд. — К Кононову поеду.
— Что, до сих пор вокруг этого ворчуна кружишь? — хмыкнул Марьянов.
— Больше — нет.
— Да ладно? Дожал?
— Вроде как. Только не я.
— Не понял… А кто?
— Моя супруга, — эти слова слишком легко слетели с его языка, почти заставив его поморщиться. — Позже всё расскажу.
И он положил трубку, так и не дождавшись от шокированного Марьянова никакого ответа.
Маленькая Канатас каким-то непостижимым образом оказалась права. Кононов был из тех дельцов, кто не слишком-то много внимания уделял вопросам, не касавшимся дела. О женитьбе Уварова он был наслышан, но вот о жене его почти ничего не знал.
Информация о её прошлом повергла его в изумление. И владелец участка пригласил их в гости.
Девчонка его очаровала. Спустя час общения они пожали друг другу руки и наконец-то подписали этот чёртов договор.
Ему бы радоваться, посмаковать этот момент. Он, чёрт возьми, так долго его добивался. Но всё, о чём он умудрялся думать, это рассказы девчонки о её прошлом — она охотно и безо всякого стеснения делилась с Кононовым воспоминаниями, не забывая упоминать, как было бы здорово развернуть здесь — в местах с таким чистым воздухом — целый комплекс для бездомных детишек.
Глеб в их живой диалог почти не вмешивался. Вся прелесть ситуации заключалась в том, что ему было всё равно, что строить на этом участке — он соединял два других его владения. Через него он проложит удобную дорогу и нужные коммуникации, закольцует это в единую систему, и что именно будет стоять на этом участке — большой роли не играло.
И если это будет санаторий-приют-интернат для сирот — тем лучше. Цель благородная, но Кононов поверил в его благие намерения только когда пообщался с Полиной.
Даже у него в голове её имя звучало пока только шёпотом. Едва слышно. Он называл её по имени будто бы невзначай, но всё чаше и чаще.
Имя владело собственной магией. Оно странным образом приближало её к нему, будто они уже и не совсем враги, не совсем ненавидят друг друга.
Глеб следил за тем, с каким энтузиазмом расхаживавшая по крыльцу времянки девчонка рассказывала незнакомому ей человеку, как в десятилетнем возрасте «подружки» по комнате выволокли её за волосы из столовой, потому что она пыталась стащить у одной из них недоеденное печенье.
Он ничего смешного в этом не видел.
Зато седовласый Кононов хохотал. Она ему вторила, и её заливистый смех что-то тянул из середины его нывшей груди…
Глеб хмурился. Не так давно, во время того памятного спора в библиотеке она обвинила его в ревности…
Он ревновал её сейчас. Ревновал её рассказы. К очарованному ею Кононову. Потому что это он должен был услышать их первым.
Но он был слишком увлечён их гражданской войной, которая не слишком-то располагала к беседам по душам.
Владелец участка распрощался с ними так, будто они стали его добрыми знакомыми, и попросил Полину держать его в курсе работ.
— Возьмите шефство над вашим супругом, — ухмыльнулся он и пожал её руку.
Она порозовела и смущённо пробормотала, что выполнит все пожелания.
Шефство.
Он… и в её подчинении.