Что-то происходило. Происходило со мной!
Я будто теряла волю к сопротивлению.
Одна только мысль об этом заставила меня вздрогнуть всем телом.
Я сжала губы и вновь забилась в его хватке.
Уваров будто очнулся, отстранился. И я вновь смогла задышать.
— Ты это заслужила, — выдохнул он. — За всё, что наговорила.
Он тяжело переводил дыхание, будто этот внезапный поцелуй не одну меня сбил с толку.
— Это… это уже за рамками… — лепетала я, сгорая от странного жара, омывавшего моё тело. Губы до сих пор ощущали его прикосновение.
— За рамками чего? — к Уварову возвращалась его привычная язвительность. — Мы женаты, если ты ещё не забыла.
— И это значит, меня можно насиловать?!
Мои слова возымели эффект похлеще настоящей пощёчины. Его пальцы так и впились в меня:
— Насиловать? — прошипел он, чёрные глаза опасно прищурились. — Ты хоть понимаешь значение этого слова? Насилием здесь занимаешься ты! Насилуешь мне мозги с тех самых пор, как сюда въехала!
— Так высели меня отсюда! Я тебе уже предлагала!
— И решила, раз я с первого раза не понял, подтолкнуть меня на этот шаг?
— Н-не понимаю…
— Да ладно? А заигрывания с садовником — это не часть твоего охрененного плана?
— Заигрывания? Ты совсем из ума выжил?!
— Следи. За. Языком, — проговорил он очень раздельно, и его взгляд вновь опустился на мои губы.
Я запаниковала.
— Ты… ты хоть соображаешь, что ты говоришь? — меня наизнанку выворачивало от необходимости оправдываться, но я понимала, чем мне грозило продолжение перепалки в подобном ключе. — Я напекла булок и решила их угостить, чёрт возьми! Мне попросту некуда девать всю эту стряпню! Тебе что, жалко еды для своих работников?
— Не делай из меня дурака, — скрежетал Уваров. — Я видел, как он на тебя смотрел!
— Он никак на меня не смотрел! — и тут на меня снизошло, да так, что я остолбенела. — Ты… ты что, ревнуешь?..
Уваров моргнул и на мгновение застыл, будто не сразу понял вопрос. А потом помрачнел ещё больше.
— Не принимай свои фантазии за реальность.
— Фантазии? — оскалилась я. — А твой припадок гнева что, тоже моя фантазия?
— Я не позволю…
— То есть устраивать у меня подносом бордель тебе позволено, — оборвала его я, — а мою приветливость к посторонним ты расцениваешь как смертельный грех и устраиваешь сцены ревности?
— Это не ревность, — процедил Уваров, испепеляя меня взглядом.
— Ну так значит и разговор наш ни о чём! — я умудрилась-таки вывернуться из его хватки, толкнула его в грудь и, воспользовавшись моментом свободы, вылетела за дверь.
Это было… гадко, подло и несправедливо! Обвинять меня в таком! Да ещё и целовать в наказание!