— Я пойду поищу что-нибудь перекусить, — громко сказала на ухо Тилю, стараясь заглушить музыку и голоса людей. — Скоро буду.
— Я с тобой, — Лентон присоединился к подруге.
Тиль слабо кивнул, возвращаясь взглядом к остальным. Кажется, парень собирался к ним присоединиться.
Девушка выскользнула из огромной толпы, ловким шагом добралась до последних тележек с чем-то сладким. Пока Лентон, имитируя простонародье, разговаривал с продавцом, быстро бросила пару монет за ломтики поджаренных фруктов.
Возвращаться с едой в руках в толпу не хотелось, поэтому друзья остановились всё там же — у стены соседнего дома. Здесь людей почти не было, музыка долетала не так громко. Лентон вцепился зубами в странное сочетание закусок на деревянной шпажке, взглядом отыскивая остальных. Рия расслабленно распрямилась, чувствуя как понемногу отпускает её внутреннее напряжение последних дней и событий.
А потом на предплечье сомкнулись холодные чужие пальцы.
Прикосновение сухой шершавой кожи было неприятно, Рия методично дёрнулась. Будучи готовой ударить, она застыла, заметив древнюю старушку в грязно-жёлтом одеянии. У пожилой женщины был слишком нервный вид, она пугающе уставилась на брюнетку своими затуманенными бледной поволокой, почти потухшими от жизни глазами. Слишком потухшими.
Ведунья.
Рия болезненно поморщилась, скорее от того, что именно она стала последней волей уходящей магической души, а не от самой неприятной ситуации.
К сожалению, у всех ведуний была такая особенность — они долго и мучительно старели, а покидающая дряхлое тело жизнь требовала последнее слово истины — выдать подходящей встретившейся душе наречение. И, к сожалению, если оставшиеся предсказаний ведуний ещё можно было истолковать или опровергнуть, то перед смертью зрячее око часто исповедовало лишь определённый тайный смысл, который становился понятным совершенно не так, как изначально думалось.
И теперь Рия с некой настороженностью разглядывала старуху. Меньше всего хотелось чувствовать, что ты — последняя воля уходящего.
Лентон заметил ведунью, но разумно промолчал. Отказаться было сродни непринятию милости свыше.
А та лишь выдохнула сквозь пожелтевшие зубы, все сильнее вглядываясь в прикрытое капюшоном лицо боевого мага.
— Воспоминания у тебя в голове… — охрипший старческий голос чуть дребезжал, тонул в громких радостных воплях где-то на фоне. Женщина чуть по-сумасшедшему улыбнулась. — Ничего не случайно. Не убеждай себя, дитя, не бойся. Всё вернётся. Не как прежде, но вернётся. Его чувств хватит обоим. Его прикосновения… отыщут потерянное.
Лицо Рии окаменело. Глаза моментально налились ледяным холодом.
А ведунья вдруг переместила руку выше, коснулась плаща на груди девушки. Совсем рядом с тем местом, где медленно и ровно билось сердце.
— Либо рассыплется на ледяные ошмётки, либо сгорит ради его жажды… Но мертвые не имеют силы. Не бойся. Ты уже давно дышишь сама.
Боевой маг моргнула, приходя в себя. Немного отвернула от старухи голову, незряче смотря куда-то перед собой. А Лентон впервые за столько лет общения увидел на лице подруги страх.
Старуха выдавила из себя тихий неразборчивый шёпот. И жалостливо улыбнулась, шепча:
— Слишком тяжело, девочка. Слишком много… всего. Избавься. Поделись. Иначе он ляжет в твою же могилу.
Дракон тихо кашлянул, подавившись едой, и изо всех сил стараясь быть незаметным.
Старуха перевела на него взгляд. После снова на Рию. Глаза будто бы ещё сильнее померкли. А потом она совершила неожиданное. Повернулась в сторону гулянки. И Лентон мог поклясться, что женщина увидела Сарена, Альзу и Тиля, которые в этот момент переговаривались и смеялись возле большого пылающего факела.
Ведунья чуть захрипела, подалась вперёд. Верный знак приближающейся смерти.
— Скоро, слишком скоро… — она отвела взгляд от веселящихся троих, затуманенные глаза окинули Лентона и Рию. — Останетесь вдвоём. Когда встретитесь заново… заиграет последний трань…
Они не переглянулись. Промолчали, чувствуя как касается спин ледяная невидимая рука.
Трань был похоронной мелодией.
Глухой слабый голос поглотился, исчез в шумных звуках праздника.
А старуха неестественно дёрнулась, убрала морщинистую ладонь и, покачиваясь, двинулась вперёд, зашагала пятном среди других живущих.
У последнего угла дома она на мгновение остановилась. Снова шевельнулась, продолжая бесцельно идти вперёд.
Друзья ей вслед не смотрели. Они хорошо, знали, что спустя пару десятков метров, где-нибудь в безлюдном тёмном уголке ведунья завалится на бок, оседая на сухую пыльную землю. И останется лежать до утра, пока городовые или смотрячие не обнаружат среди грязных тряпок горстку праха. К сожалению, именно так и уходили приближённые к богине нити жизни, отдавая жизнь и силы на чужие истины. Ничем особенным.