Замыкаю дверь и подавляю готовую вырваться наружу злость.
— Привет, ты почему босой? — Поправляю ремешок сумочки и присаживаюсь рядом с ним на корточки.
— Привет, Инга. — Он пытается улыбнуться, но вместо этого, кривит губы и часто моргает.
В подъезде гуляет сквозняк. Сколько он здесь прыгает? У меня сжимается сердце.
— Ты почему мне не позвонил?
Он прячет глаза и машет рукой в сторону двери своей квартиры:
— Да дверь ветром захлопнуло, а мамка со смены спит и не слышит. — Опять выгораживает ее.
Ага, конечно, со смены она. Вот на хрена рожать, если ребенок вынужден вести жизнь дворового щенка.
Подхожу поближе к двери и прислушиваюсь. Остается только гадать, ушел ее собутыльник или нет. Дергаю ручку — заперто. Телефон настойчиво вибрирует в сумочке. Игнорирую его и громко стучу кулаком по дешевой обивке. Безрезультатно. Подключаю ботинки на тяжелой подошве, и это помогает: дверь распахивается. Меня обдает запахом затхлости и перегара.
— О, — покачивается на пороге Наташа, мать Антошки, — заноза в заднице, че надо?
Молча отодвигаю ее, беру Антошку за руку и веду за собой. Осматриваю обшарпанную спальню, кухню и детскую — никого. Достаю из шкафа байковое одеяло и подаю Антошке.
— Укутай ноги. Я вечером зайду, хорошо?
Он кивает, забирает одеяло и по-детски, задорно прыгает на кровать, издающую протяжный скрип.
Наташа продолжает заторможенно покачиваться на пороге возле раскрытой двери. У нее сальные волосы и лицо старой, несчастной женщины. Сколько ей? Она лет на семь старше Свечки.
— Ты че тут командуешь? — выговаривает с трудом.
— Наташа, лучше заткнись.
Выхожу и закрываю за собой дверь.
Самое горькое, что дети алкоголиков очень сильно любят своих родителей и до последнего верят, что они исправятся. Думают, что могут что-то изменить.
Во дворе стоит черная машина Роберта. Он молится на нее, фанатеет и обожает. Иначе как «моя пантера» не называет. Наверное, в нем говорит мальчишка из бедной семьи, наконец, исполнивший свою мечту.
— Наконец-то, — вздыхает Аня, когда я сажусь рядом, — Думала уже, тебя украли в этом жутком месте.
Она целует меня в щеку, обдавая ароматом сладких духов — что-то похожее на ваниль, но более сложное по составу. Аромат идеально подчеркивает ее капризную женственность.
Аня бегло меня осматривает и выносит вердикт:
— Костюмчик — топ, а о куртке промолчу.
— Вот и молчи. Как Дельфин тебе свою машину доверил, горе-водитель?
— А куда ему деваться? — Аня улыбается и выезжает со двора.
Она очень хотела замуж за Роберта и теперь, не стесняясь, наслаждается статусом.
— Как ты? — В голосе сквозит трогательная забота.
Мы останавливаемся на светофоре. Я поворачиваю голову и любуюсь ее волосами: длинные и блестящие как у Насти. В груди снова тоскливо ноет.
— Нормально. Теперь работаю из дома. Это упрощает жизнь. Как твои дела?
Анюта матерится на подрезавшего ее водителя, но быстро переключается и рассказывает о последнем отдыхе с Робертом в Испании. Слушаю ее голос и рассматриваю осенний город, мелькающий за окном. Последний месяц я почти не выходила из дома. Несмотря ни на что, нужно было почаще выбираться. Сквер завален листьями старых кленов, кое-где за домами еще виднеются верхушки деревьев с красно-желтой листвой.