— Вот этот. — Указываю на двухэтажный дом из белого кирпича. — Что будем делать? Я так и не поняла, какой смысл? Мы все здесь вдоль и поперек облазили. Никто ничего не видел.
— Так не бывает, Инга. Там, где есть люди, обязательно найдутся свидетели. — Философски изрекает Федорцов.
Мы подходим к высокому забору, калитка, естественно, заперта. Я пару раз дергаю ручку. Под ногами скрипит мелкая галька.
— Ну, что я говорила? — развожу руками. — Здесь никого нет. Дачный сезон закрыт.
— А это что? — он указывает пальцем через дорогу. Я оглядываюсь, но ничего не вижу. — Я же говорил. Марк быстрым шагом направляется к дому напротив.
— Что… — едва поспеваю за ним и, догнав, дергаю за рукав пальто. — Что там?
— Штора на окне сдвинулась и вернулась на место. Как только мы приехали, кто-то в этом доме проявил любопытство. Вот я и хочу поговорить с этим наблюдательным человеком. — Поясняет он на ходу.
— Чушь, какая. — Бормочу себе под нос. — Может, ты детективов пересмотрел?
Марк не слышит или только делает вид. Тяжелая, кованая калитка со скрипом открывает нам вид на аккуратную дорожку и какие-то подрезанные кусты вдоль нее. Часть из них замотана мешковиной. Симпатично, даже уютно: напоминает дворик из сказки «Снежная королева», только не хватает роз.
Теперь, даже я вижу, что белая занавеска в боковом окне дернулась. Звонка нет, поэтому Марк громко стучит, в ответ — тишина. Он стучит еще раз и после небольшой паузы дверь медленно, словно нехотя, открывается. Из небольшой щели на нас смотрят старческие, любопытные глаза.
— Здравствуйте. — Марк так обворожительно улыбается, что я удивленно кошусь на него. Его голос — цветочный мед, не иначе.
Старушка распахивает дверь немного пошире и спрашивает трескучим голосом:
— Вам кого?
— Может быть, вы слышали, здесь три года назад девушка пропала? Мы бы хотели с вами поговорить. Уделите нам десять минут?
Я разглядываю ее, размышляя, могла ли она что-то видеть в ту ночь. На ней махровый халат, волосы убраны в аккуратный пучок. Невысокого роста. Острый кончик носа опущен вниз, что делает ее похожей на маленькую, хищную птичку.
— Заходите, куда мне торопиться? — она отступает и пропускает нас в прихожую. — Ко мне дети раз в неделю приезжают, вот и балуюсь сериалами, да в окно смотрю. Чаю хотите?
— Нет, спасибо. — Отвечает Марк за нас. Я полностью передала ему инициативу. — Мы ненадолго. Как к вам можно обращаться? — Марк идет следом за ней в светлую гостиную.
— Валентина Никитична. — Слышу ее голос, вешаю куртку на металлический крючок и иду следом за ними.
Дом внутри похож на мечту американской домохозяйки: фотографии в рамках, пудровая, мягкая мебель, вязанные крючком салфеточки на комоде. Бабуля убирает на телевизоре звук и проворно садится на диван. Марк занимает «ушастое» кресло, а я остаюсь стоять у окна. Убираю руки за спину и прикладываю их к теплой батарее.
— Что же вы, девушка? В ногах правды нет. — Старушка складывает руки на коленях.
— Спасибо, я в машине насиделась. — Ноги и правда затекли.
— Валентина Никитична, расскажите, пожалуйста, всё, что вспомните. Нам важна любая мелочь. — Марк кладет ногу на ногу. Я машинально отмечаю, что у него идеально-белые носки.
— Посиделки у Миры во дворе были. Музыка орала. Не люблю Дмитриенко, дура-девка, да и избалованная в придачу. Никогда слова доброго не скажет. Вот, помню…
— Можно чуть ближе к делу. — Осторожно прерывает ее Марк.
— Ну, эта девица, которая пропала…видела я ее, рыжая такая, худющая, что страшно смотреть, в красном плаще. — Я сжимаю зубы и молчу, жду продолжения. — Вышла часов в десять на дорогу, помялась немного, а потом чуть отошла, как черная машина подъехала. Из нее женщина вышла и пошла ей навстречу, а девица рванула в лесополосу, как бешеный сайгак. Наверное, мужика не поделили. — Безразлично пожимает плечами старуха.
— Вы ее видели, женщину, которая вышла из машины? — Задумчиво спрашивает Марк.
— Нет, темно было. Я в свете фар видела: на ней темное пальто было, на голове — капюшон.
— А с чего вы тогда решили, что это женщина? — Спрашивает Марк.
— Ну, как же. Среднего роста, худая, что я, по походке мужика от женщины не отличу? — Она чешет затылок.
— И что вы сделали? — Выплевываю я злобно, потому что знаю ответ — ничего.