— Да ну ее нафиг! Я больше с ней никуда не пойду, не дай Бог меня загребут здесь, а мне восемнадцать только через два месяца. Какой-то пьяный мужик подошел к нам, предложил уединиться и она пошла.
— Куда пошла? — меня начинает трясти, она что совсем головой поехала?
— Вон в ту кабинку, — показывает Марта — я боюсь, чтобы он там ее не изнасиловал, она пьяная. Они там минут пятнадцать уже.
Моему возмущению нет предела. Уладила одну проблему «звонком другу» и пустилась дальше в приключения. Негодующе, направляюсь к кабинке, закрытой шторой от посторонних глаз, захожу внутрь и наступаю на мину.
От шока не могу ни пошевелиться, ни заговорить. Назар сидит на диванчике и застегивает ширинку. Дубровская, пошатываясь, стоит на коленях между его ног. Косметика размазана по ее лицу, волосы в беспорядке. Похоже, здесь был минет. Мелкая дрожь проносится по телу, кровь приливает к лицу.
— Добро пожаловать в ад, любимая, — с иронией говорит Волков, глядя на меня пьяными глазами. Он не просто пьян, он накачан в хлам.
Ульяна пытается встать, облокачивается о его колено, поднимается и делает ко мне шаг. Отшатываюсь, как от прокаженной, резко разворачиваюсь и выбегаю из кабинки. Невероятной силой воли притормаживаю шаг, чтобы не привлекать к себе внимания, прохожу мимо Марты, та окликает меня, но я игнорирую. Выхожу на улицу, хватаю ртом воздух, в горле жжет, конечности немеют.
Мне смертельно больно! Меня просто разорвали на куски.
Отойдя на пару метров от входа, подпираю стенку, чтобы не упасть, мне тяжело дышать, мне хочется умереть.
Дубровская выходит из бара, находит меня глазами и, когда оказывается напротив, я срываюсь. Даю ей хлесткую пощечину, вкладываю в этот жест столько ненависти, что самой становится страшно от того, что я испытываю сейчас.
— Это не то, что ты подумала! — визжит она. Тем более ты с ним разбежалась!
— Ты же видела, как мне было плохо, делала вид, что жалеешь, но решила добить при первой же возможности, — выплевываю я с горечью.
— Он сам подошел. Я сказала, что ты скоро приедешь. Он сказал: Кто? Ника? — Не знаю такую.
— И ты решила, что он и правда не знает, значит, можно его снять?
— Он мне давно нравится! Но куда мне до тебя, золотой девочки! Ты всегда бежишь впереди паровоза, считаешь себя достойнее всех! А вот и тебя обломали, Калинина. Что, плохо в один ряд со всеми?
— Мразь, — говорю уже без эмоций, перед глазами проносится два года дружбы. Понимаю, что дружба была в одни ворота, она все это время завидовала мне.
На деревянных ногах дохожу до машины, завожу и уезжаю. Слезы душат нещадно, пульс ускоряется до предела. Сворачиваю в какой-то переулок, глушу двигатель, падаю на руль и меня сносит шквал горьких, обжигающих слез.
Прорыдавшись до исступления, выезжаю на проспект, еду на медленной скорости, боюсь в таком состоянии попасть в аварию. Не могу сконцентрироваться, мыслям нет конца. С Дубровской все понятно, а Назар, почему он это сделал, если знал, что я приеду, назло? Чтобы ощутила все, что он тогда? Действительно ад… Неужели он чувствовал то же?
Она ему всегда не нравилась, всегда плохо о ней отзывался. Когда приходила в гости Стася, мог с нами поужинать или кофе выпить, даже с Антоном однажды приходили к нам. А Ульяну, обычно, обходил стороной, если видел, что она в гостях, поздоровается и уходит, либо в спальню, либо в кабинет.
Как это все вынести, как принять? Думала ли я, что моя жизнь даст такую трещину? Что я так обожгусь об него, что именно он причинит мне такие страдания.
Утро выдается тяжелым. Уснув с рассветом, еле разлепляю глаза. У меня болит все — голова, спина, каждая косточка в теле, а сильнее всего — душа.
Спускаюсь вниз, родители завтракают на кухне. Наверное, мой вид оставляет желать лучшего, только взглянув, они наперебой начинают спрашивать, что случилось. Наливаю себе кофе, сажусь к ним за стол, и меня прорывает. Сквозь слезы, рассказываю все, что произошло, исключая только вчерашний вечер. Не хватает сил сказать, как меня предали и растоптали. Мне придется учится с этим жить, и я не хочу видеть жалость в глазах самых близких мне людей.
Глава 26
Спустя четыре месяца.
Ника
Выхожу из душа, иду на кухню на звук настойчиво звонящего телефона.
— Да, Ксюш, привет.
— Привет. Ника, у нас тут клиент несговорчивый, руководство требует.
— Что случилось? — смотрю в окно, на улице начинает моросить мелкий февральский дождь.
— Заказ одобрил, оплатил, приехал сейчас с женой, она видит все иначе, требует переделать. Сейчас нет свободных людей, чтобы все бросить и работать с ними опять.