Она негодует и отворачивается в окно.
— Ну сама подумай, оба деда боксом занимались, отец боксер, а он что заучкой будет каким-нибудь? У Волковых скрипачи не рождаются, понимаешь?
— Профессиональным боксером он точно не будет, — отрезает жена.
Я умолкаю, тихонько улыбаюсь и больше не спорю. Не хочу, чтобы она нервничала. Стараюсь, чтобы испытывала только положительные эмоции.
Малыша забирают минут через пятнадцать, а к Нике так и не пускают, ссылаясь на то, что уже поздно и маме нужен покой. В половине двенадцатого ночи уезжаю домой, пишу жене, что приеду утром.
Из Гамбурга мы уехали через месяц после операции. В тот же день Ника осталась у меня на ночь, а утром я заявил, что мы едем за ее вещами и она переезжает ко мне насовсем, отказы и сомнения не принимаются.
Год назад мы поженились, хоть предлагал ей и раньше, но она не спешила соглашаться, отшучивалась, что придется менять фамилию, а следом и название студии. Но, думаю, все дело в том, что боялась, что в официальном браке пропадет наша бесшабашная манера отношений. Кто-то из нас всегда подкидывает дров в этот огонь, и нам безумно нравится постоянная свежесть и новизна эмоций, нам никогда не скучно вместе, фантазия моей занозы не имеет границ. Вечно какие-то сюрпризы, перемены, движ. Я стараюсь не отставать.
***
Утром мчусь в клинику.
— В одной руке сжимаю дизайнерский букет из ирисов, второй тихонько стучу и захожу в палату. Ника, слегка замученная, но со светящимися глазами, поднимается с кровати и делает шаг навстречу.
— Привет, Солнышко. Ты как?
— Привет, уже все хорошо, — с улыбкой принимает букет и поцелуй.
— Спасибо за сына!
— Обращайся, — отвечает в своей обычной манере.
— И за внука тоже кучу благодарностей предавали.
— Меня уже с ночи смс-ками закидали, всем пожалуйста.
Кладу руку на практически плоский живот поверх халата, даже не верится, что за ночь — раз, и все изменилось.
— Кайф! Наконец, можно будет сменить позу, — смеюсь я.
— Боже, Назар, ты хоть иногда не думаешь о сексе?
— Иногда не думаю.
— Врачи сказали никакого интима целый месяц, меня шили, между прочим.
— Месяц? Может, взятку дать, пусть сократят сроки? — ухмыляюсь я.
— Это так не работает, придется потерпеть.
— Ну мы же что-нибудь придумаем?
— Волков, ты не исправим, — машет головой, поправляя воротник моей рубашки.
Кряхтение из люльки отвлекает нас, и мы переключаемся на малыша. Ника берет его на руки, разматывает, чтобы сменить памперс, я подставляю палец, он хватается за него крошечной ладошкой, и я плыву.
— Привет, сынок, — целую его в щечку, вдыхаю запах молока и детской кожи — улет, ни с чем не сравнимое чувство.
Ника пеленает его, садится в кресло рядом с кроватью, и прикладывает к груди. Он жадно накидывается и, с аппетитом, начинает есть.
— Ну вот, оккупировал мою территорию, — улыбаюсь.
— Теперь придется делиться, мистер собственник, — в тон отвечает жена.