Я глазам своим не верил.
Я остановился как вкопанный посреди толпы пассажиров. Аэропорт гудел как растревоженный улей, я торопился, меня ждал самолёт.
Мир замер. Перестал существовать. Передо мной стояла женщина.
Моя женщина из прошлого. Та, что не давала мне жить долгими воспоминаниями. Лёгкая, хрупкая, невесомая.
Тонкая, изящная фигурка. Каштановые волосы, отливающие тёплой медью. Сбивающие дыхание своим терпким запахом, стоило зарыться в них лицом.
Как давно я её не видел и, казалось, забыл. Так ведь нет, оказывается и не забывал. Ни на минуту. Именно её ждал, скучал не отдавая себе отчёта. Стоп.
Я ошалело смотрел на ребятёнка возле неё. К её бедру, оперевшись спиной стоял карапуз с любопытством рассматривая болтающийся люд.
Светлые волосы. Малой повернулся, у меня перешибло дыхание, случился взрыв мозга. Я ещё не понял, что моя вселенная перевернулась вверх тормашками.
Нет. Не может быть. Я впился в мальчика глазами. Так, стал соображать, когда мы расстались… Это мой сын. Ну да.
В памяти всплыло, адвокат что-то говорил. Я не поверил, не проверил.
Тут как раз вскрылась ложь благоверной и тоже про беременность.
Так, бывшую жену выбросили из памяти, ничего в такой классный день бывших вспоминать. Чёртовы бабы, хрен их разберёшь, когда они брешут. Я услышал, как пацан что-то говорит Жанне…
Что, как она назвала его? Никита. Имя какое красивое. Самое лучшее имя, что я слышал. Имя моего сына. Я смотрел на свою копию. Он такой маленький. Джинсовый комбинезон, майка, кроссы. Да он зачётный чувак, мой Никита.
Я поймал взгляд его матери. Взгляд испугавшейся лани. Жанна растерялась, тем самым подтвердила на сто процентов мою догадку. Мой мальчишка.
Стоп. Так, блять, а это что за битюг схватил пацана на руки. Твою ж мать, кто он, этот Гусь. Здоровенный мужик. Холёный, породистый.
И что он делает возле моего сына. Запросто схватил пацана на руки, потащил куда-то. Смеются оба. Не хватало, чтоб возле Никиты крутился чужой мужик.
Сжал челюсть до хруста. Так, я посмотрел на стойку регистрации. Париж. Билеты на неё и на малого. Значит и я еду вслед за ними. Мне надо во всём разобраться.
И ещё надо издать указ, запрещающий красивым бабам носить обтягивающие тряпки. Как дурак стою и глаза не могу отвести от линий её тела. Изгибы шеи, упругая грудь, покачивающиеся плавные движения бёдер, где я знаю каждый сантиметр этого волнующего тела.
С ума сойти, она выносила моего ребёнка, это целиком моя женщина. Я аж взмок. Чёрт, потерял их из виду. Помощники занялись переоформлением рейса, а я тигром метался по балкону, пытаясь найти глазами моих.
Вон он, Никитос. Такой любознательный. Бегает от стекла к стеклу, рассматривает самолёты. Какой мальчик красивый.
Я зажмурился. Так захотелось дотронуться до него. Они шли на посадку, мы пересеклись с Жанкой взглядами. Прям нутром чую, она боится меня. Не понял. С чего вдруг.
Пока летел, пытался вздремнуть. Мой бизнесджет оборудован кроватью и мне нравилось спать там, закинув руки за голову. Последние дни вытянули из меня силы.
Голова гудела. Вчера похоронил мать. И хотя нас давно ничего не связывало, опустошение свербило душу. Она хоть и была неласковая и неулыбчивая, всё же мама. Моя. Теперь у меня её нет.
Похороны, возня с юристами, кладбище. Мысленно унёсся туда, где увидел мать в последний раз. В морг. Укрытая до подбородка, с заострившимся чертами, с лицом цвета слоновой кости.
Последняя наша встреча состоялась давно, около пять лет назад. Мы почти не общались. Мои дежурные звонки вежливости раздражали и её и меня. Все вопросы решали через секретарей, юристов. Как странно. Самые родные люди мы всегда были крепко связаны обстоятельствами и всегда искали возможность быть на расстоянии друг от друга.
Я стоял перед женщиной, погребённой под клеёнкой. Холод, тишина. Новый запах трагедии. Юрист осторожно трогал меня за плечо, кто то совал бумаги под нос.
Меня Данилыч увёл по мрачному, беспросветному коридору на воздух. Пришлось собраться, отдавать распоряжения.
На следующее утро приехал на кладбище.
На похороны никто не пришёл. Моя мать была женщина суровая, никого не подпускала к себе. Так и прожила век без друзей, без подруг. Даже кошки не было. Ох, как тяжко то.
Я встал, пытаясь стряхнуть воспоминания, прошёлся по салону. Данилыч удивлённо вскинул брови, готовый к распоряжениям. Я отмахнулся — отбой.