— Что?
— Как поживает мой сын?
Я молчала.
Столько гадости крутилось на языке. Хотелось спросить, где он был, когда мальчик болел. Когда первый раз спросил где его папа. Когда из роддома его несла бабушка, а я плелась сзади.
— Привыкай на мои вопросы отвечать сразу, — Марк упёрся рукой в стену возле моей головы.
Я впилась в него глазами:
— Командовать будешь своими болванами. Я буду говорить, когда сама решу.
— Я просто терпеть не могу, когда медлят с ответом.
Я вздохнула. Сложила руки на груди, посматривала за Никитой. Сын спокойно долбился в телефон на диване.
— Слушай, Ковалёв. Неужели ты точно такой, как пишут в книгах?
— Какой?
— Зажравшийся, разбогатевший мудак, который будет всеми правдами и неправдами качать права. Лезть в душу мне и сыну и мстить моему мужчине?
— Мне и вправду не приятно, что рядом с моим сыном крутится чужой мужик.
— А сколько тебе неприятно? Все три дня, как ты увидел Никиту?
— Я же говорю, я не знал о нём.
Я хмыкнула. У меня на лице даже появилось подобие улыбки:
— Зачем себе врать. Отказ от помощи случился, когда Нику было семь месяцев.
Мы помолчали. Я собиралась расставить все точки над "и" сегодня. Сейчас.
— Насчёт мужика. В отличии от тебя он точно знает, что ребёнок не его. Тем не менее содержит его как финансово, так и душевно.
— Мне он не нравится. — Марк зло прищурился.
— Мне всё равно. Представляю, как меня перекосит при виде твоей жены.
Он молчал не сводя с меня глаз.
— Спеси в тебе, Марк, как в твоей мамаше. Ей тоже мой сын не понравился.
— Причём здесь моя мама.
— Действительно. Она, как и ты, отказала мне в помощи, когда я дошла до ручки и в отчаянии попросила у неё денег.
Причём год назад я встретила её в торговом центре.
Марк поднял на меня глаза. Я продолжила:
— Как видишь, малыш твоя копия. Твоя мать смотрела на него с такой брезгливостью, будто перед ней завшивленый щенок.
— Я приезжал на похороны в Москву. Мама умерла. Прости её.
У меня чуть не сорвалось с губ столько желчи, я еле успела прикусить себе язык. Процедила сквозь зубы: