Парни начинают складывать инструменты, а Никита берет из моих рук Gibson:
– Давай, помогу.
Убирает его в чехол.
– Спасибо. – Я иду попить и замечаю, что он отправляется за мной. Протягиваю ему бутылку с водой. – Ты звучал идеально.
– Все равно волнуюсь. – Признается Никита.
– Не переживай. Пой так, будто мы с тобой одни в моей комнате. Забудь про всех остальных. – Я ловлю на себе его пронзительный долгий взгляд, и мне становится не по себе. Беру бутылку и тут вдруг понимаю. – Или ты из-за свидания так переживаешь?
– Я… – Он прочищает горло. – Нет.
– Не волнуйся. – Я глажу его по плечу. – Проявляй активность: говори с ней, шути, делай комплименты. Пусть Полина почувствует себя особенной. Можешь невзначай дотронуться до нее, задумчиво посмотреть в глаза. – На мое лицо пробирается улыбка. – Просто будь собой, Высоцкий. Лучше, если ей понравишься ты сам, а не тот образ, который ты нарисовал.
– Лель, я… – Никита хмурится.
– Что? – Спрашиваю, глядя на него снизу вверх.
– Сейчас. – Он шарит по карманам, затем достает что-то блестящее. – Вот. Приготовил для тебя талисман. Ну… для удачных выступлений.
– Ого. – Удивляюсь я, глядя на украшение в его руке: это серебряная цепочка с кулоном в виде букв, который складываются в слово «МУР». – Прикольно… – Выдыхаю я. – На заказ сделал?
– Подними волосы. – Просит он, помогая надеть мне ее на шею. – Теперь все идеально. – Говорит Никита, застегнув цепочку и посмотрев на меня. – Нравится?
– Это… – у меня пропадает дар речи. – Даже не знаю. Вау…
– Ну, что поехали? – Обращается он к парням, словно тут же позабыв про меня. – Что еще осталось собрать?
Никита отходит, а я застываю у крохотного зеркала, висящего на стене. Действительно, очень красиво.
– Это Высоцкий? – Останавливается рядом со мной Тая.
– Ага. – Осторожно касаясь украшения пальцами, выдыхаю я.
– Наконец-то, он что-то тебе подарил. – Хмыкает она. – Кроме вшей в третьем классе я ничего больше и не припоминаю.
– Иди ты. – Говорю я.
И мы смеемся. А потом я снова застываю, глядя на свое отражение, и теряюсь в чувствах. Искоса гляжу на Никиту, но ему до меня и дела нет: помогает Семенову вынести установку.
«И что все это значит?» – спрашиваю я себя.
12.3.
Время начала фестиваля – чисто условная единица. Вокруг нас начинают собираться зеваки еще во время установки оборудования и инструментов, а к саундчеку мы уже окружены толпой туристов и местных, которые не трезвы и оттого жаждут музыки, чтобы, как следует, повеселиться. Ко времени же официального старта фестиваля улицы уже заполнены людьми до отказа: кто-то танцует, другие осаждают лавки с уличной едой и выпивкой, а третьи фотографируют себя на фоне всего подряд.
Начало выступления. Вся моя одежда пропитана запахом жареного мяса и кукурузных лепешек, в которые владелец местного кафе, расположенного в двух шагах от нашей мини-сцены, заворачивает начинку для такос. Дым от гриля, установленного перед входом, ветер равномерно рассеивает по улице, и создается ощущение, будто мы стоим перед сценической дым-машиной. И я, наверное, даже эффектно смотрюсь в этом сизом облаке, но дышать становится все труднее, а впереди – исполнение песен.
Кому тут все нипочем, так это Лельке. Пока я неуклюже бормочу в микрофон всякую ерунду, пытаясь завести толпу, она почти без слов командует остальными музыкантами: дает наставления, подсказывает и подбадривает шутками.
И вот звучат первые аккорды – они с Лехой задают стартовый ритм, а следом его подхватывают клавишные и ударные. Я раскидываю руки, приветствуя зрителей, и мое сердце начинает бешено колотиться в груди. Как бы и мне сейчас хотелось спрятать за старушкой Синди и смотреть лишь на струны, но нужно побороть свой страх – сломать ему хребет, свернуть ему шею. Нужно быть сильнее!
Руки на стойку микрофона, глубокий вдох, и… по площади вдруг разливается чей-то чужой голос. Не мой. Глубокий, сильный, хрипловатый – с неподвластными мне модуляциями. С тембром, пробирающим до костей и заполняющим все пространство. Откуда он звучит?
Боже, да это я! Никогда не думал, что вот так это и работает: как будто ты слышишь себя откуда-то со стороны, с каких-то недосягаемых высот.
Я поворачиваюсь к Алене. Она будто окутана каким-то гипнотическим туманом – гитара в ее руках плачет и поет, а ее звуки взлетают высоко к небесам. Подруга поднимает на меня взгляд, и я вижу в ее синих глазах поддержку и гордость. «Да! Это твой голос. Ты – молодец. Пой!» А мне больше ничего и не надо. И я пою.