«А ведь было столько сигналов. Ты не спрашивал, что у меня на душе, ничего не пытался узнать о моей жизни. Уже тогда неосознанно я понимала, что не найду в тебе то, что искала».
«Нужно вылечить душу и снова захотеть жить. Пока с каждым днем все тяжелее. Не получается выкинуть тебя из головы. Не получается не чувствовать».
«Борись. Выздоравливай. Сама ухаживай за собой, делай подарки. Спорт. Еще больше спорта».
«Чувства есть, но в них больше нет смысла. Я не держусь. Я отпускаю».
«Три ошибки: любить, ждать, терять себя».
«Я очень хочу сказать тебе, что скучаю, но это ничего не изменит. Поэтому делаю вид, что все хорошо».
««Осень. Обострилось все». Как же мне тоже хочется быть с тобой бессердечной. Но я не такая».
«Ты открыл для меня целый мир, но любил недостаточно, чтобы остаться в нем со мной. Спасибо за урок»
«Уверена, тебя есть, кому поддержать, и ты не один».
– Сколько же раз она ревела из-за него? – Хрипло произношу я, смахивая слезы.
– Она все понимала. – Шепчет Тая, водя пальцами по строкам. – Видела, каким он был неидеальным. Боже, столько боли…
– В конце кажется, что она находит в себе силы это пережить.
– Заметила, как Денис сегодня плакал у могилы? – Подруга закрывает дневник. – Ксюша ему нравилась.
– Лучше бы он сказал ей об этом. – Всхлипываю я, придвигаясь к ней ближе.
– Теперь уже не скажет.
– Это ужасно.
– Нужно говорить о чувствах, пока еще не поздно.
– А как узнать, когда поздно?
– Слушать свое сердце. Оно всегда знает.
18.1.
Уже третий день Алена добирается до школы пешком. Не знаю, во сколько она выходит из дома, но, когда я прихожу в класс, она уже там: смотрит в окно, рисует что-то на полях тетради, тихо шепчется с Таей. Мы сдержанно здороваемся и больше в течение дня не разговариваем. В нашем чате тоже тихо, и переписки стали короткими:
– Есть новости насчет папы?
– Нет.
– Скажешь, если будут.
– Ок.
Радует одно: Кощеев точно больше не подвозит ее до школы по утрам. Хотя, на переменах они видятся. Я пару раз замечал их в столовой и у спортзала – болтали, обнимались, и его руки лежали на ее спине или талии. Не думаю, что Аленка сделала выбор в его пользу. Мне хочется надеяться, что это не так, и что она просто взяла время подумать и держит его на расстоянии.
Ее слова о том, что она любила меня, ударили в самое сердце. А то, с каким пылом Алена отвечала на мои поцелуи под дождем, не оставляет сомнений: эти чувства еще живы, и у меня есть реальный шанс завоевать ее. Вспоминая тот ливень, я невольно улыбаюсь. Наверное, все мои друзья успели в первый раз поцеловаться с девчонками годам к четырнадцати, а к шестнадцати среди них уже не оставалось почти никого, кто бы ни лишился девственности.
Потому они и смеялись, что я никуда не тороплюсь в этом плане. А мне совсем не было стремно. Теперь понимаю, что неосознанно откладывал этот шаг. Мне не хотелось опыта ради опыта. Я ждал ее. И клянусь, это того стоило. Целоваться с Аленой – самое приятное, что я когда-либо делал в жизни, и смириться с тем, что у меня не будет возможности делать это каждый день, я теперь никак не могу.
– Что насчет репетиции? – Спрашивает Семенов, встретив меня в коридоре на перемене. – Давно уже не собирались.
– Да, надо бы собраться. – Измученно улыбаюсь я.