Когда они выходят, я надеваю брюки и лонгслив. Голову простреливает шальная мысль: «Нужно, наверное, оставить эту одежду себе. Вдруг папа не вернется…» И я резко трясу головой, заставляя себя опомниться. «Нельзя! Нельзя позволять себе даже думать о таком!»
На похороны собралась, кажется, половина школы. Ксюша не была особенно общительной, и думаю, она бы сильно удивилась, узнав, как много людей пришло с ней попрощаться. На кладбище разыгрался сильный ветер, и Стас с Никитой, стоящие по обе стороны от меня, одновременно предлагают мне свою верхнюю одежду, чтобы я не замерзла. Но какой там холод – я почти ничего не чувствую.
Глаз не могу оторвать от Ксени и все жду, что она моргнет, но этого не происходит. Думаю, Тая ощущает что-то похожее. Она смотрит на нее заворожено и, кажется, даже не дышит. Теребит в руках цветы и нервно кусает губы. Когда громко начинает рыдать мать Ксени, Тая закрывает глаза, а Костя придерживает ее за плечи.
Я все еще не верю. Я не верю.
– Идем скорее отсюда. – Выдыхает Стас после того, как гроб опускают в яму и присыпают землей.
Я кладу на могилу цветы и шепотом говорю Ксюше, что все будет хорошо. Глупость какая. Не будет, конечно же – ведь ее уже нет. Там, где она, сквозящая пустота. Невесомость. Зачем ей мои обещания и заверения? Если даже она меня услышит, на что это повлияет?
– Иди сюда. – Заметив слезы на моем лице, прижимает меня к себе Никита.
Я позволяю ему обнять себя и упираюсь лбом в его грудь. Кажется, у меня даже на рыдания сил не осталось.
– Может, поедем уже? – Зудит Стас.
– Ты поедешь на поминки? – Шепотом спрашивает у меня Никита.
– Да. – Отвечаю я.
– Мы поедем к ним домой. – Говорит он Стасу. – Ты можешь ехать по своим делам, я сам отвезу Алену.
– Нет, я с вами. – Упирается он.
– Хорошо.
Пока мы идем к машинам, они буквально соревнуются друг с другом, кто подаст мне руку, поддержит меня за локоть, усадит в салон и довезет до дома Ксюши. Мне хочется заметить, что это максимально неуместно в такой ситуации, но Никита уступает Стасу первым, чтобы не доводить все до абсурда.
Приехав на поминки, я спешу укрыться вместе с Таей в самом дальнем уголке Ксюшиной спальни – подальше и от них, и от посторонних глаз. Оставив гостей за столом, к нам подходит мать Ксюши.
– Вот это я нашла у нее под подушкой. – Надломлено говорит она, достав из ящика тетрадь и положив перед нами. – Единственное, о чем жалею, что была так невнимательна к своей дочери. Дневнику она доверяла гораздо больше, чем мне.
Женщина уходит, прикрыв за собой дверь. Я взволнованно открываю тетрадь, мы с Таей переглядываемся и окунаемся в последние дни жизни Ксюши.
«Я не хочу говорить, потому что ты не захочешь слышать, что я скажу.
Лучше я буду писать тебе сюда. По одной мысли каждый раз, когда плачу из-за тебя. По одной мысли, чтобы помнить. И чтобы стало легче».
«Хуже всего – делать вид, что все хорошо, когда тебе ни черта не хорошо. Никто даже не догадывается, что я умираю внутри каждый час и каждый день».
«Ты отказался от меня. Но то, что ценно, ведь никогда не отдают? Да?»
«Некоторые люди никогда не будут твоими, несмотря на то, как сильно ты в них влюблен».
«Я плачу не из-за тебя, ты этого не стоишь. Я плачу из-за того, что идеальный образ тебя в моей голове разбился о правду».
«Ты теряешь больше».
«Извини, что навязывалась. Я всего лишь хотела дать тебе ту любовь, которую не получала сама».
«Я приказываю себе не забывать, что, когда мне больше всего требовалось тепло, ты дал мне дистанцию. Не отвечал на вопросы и последнее сообщения. Твое молчание – тоже ответ».
«Ты – моя первая мысль после сна и последняя перед сном».
«Я заслуживаю большего».
«Ты больше не шутишь, а я так люблю твое чувство юмора».