17.3.
Сегодня похороны, и всем, кто идет на них, учителя разрешили пропустить уроки. Хотя, если честно, все, кто близко знал Ксюшу Кулик, и так последние два дня присутствовали на уроках чисто формально: мы ходили по школе словно зомби, а на занятиях сидели, уставившись в пустоту. Дрыга и вовсе прогуливал: никто не знал, где он, и чем занят в эти дни. Думаю, ему было тяжело, как и всем нам. Поступая мерзко, он, разумеется, не ждал такого исхода.
Взрослые говорят, что у подростков резко обострены все чувства, а Ксеня, к тому же, была особенно чувствительной. Хрупкая и ранимая, она просто не справилась с переживаниями. Не выдержала.
Школьный психолог, с которым нас заставили пообщаться, не считает, что своей смертью Ксюша хотела кого-то наказать, она искала облегчения и не успела подумать о том, как это скажется на окружающих – особенно на ее родителях, для которых ее уход стал невосполнимой потерей.
Психолог сказала, что подростки не осознают ценность жизни и, видя мир в черно-белой гамме, воспринимают каждое разочарование как конец света, что в корне неправильно. Глупая фраза про то, что время лечит, по ее словам не такая уж и глупая: в случае депрессии, вызванной ударом от потери близкого, нужно просто выждать – шесть, восемь недель, или несколько месяцев, и тогда обязательно станет легче. И, оглянувшись назад, пережитое уже не будет казаться таким тяжелым и страшным.
Но справимся ли мы теперь?
Уход Ксюши наложил отпечаток на каждого из нас. Все мы одновременно потеряли безмятежность и невинность. Все разом повзрослели. Сможем ли мы оправиться от этой потери, не потеряв часть себя? И что хуже – я теперь еще больше боюсь за отца. Мне кажется, что, чем больше проходит времени, тем меньше у него шансов спастись и вернуться домой живым. От тревоги я схожу с ума и практически не сплю, а если сплю – не вижу снов, лишь мешанину из ярких бессвязных картинок. И от этого днем слоняюсь совершенно без сил.
– Ты готова? – Заглядывает в мою спальню Стас.
Нужно отдать ему должное, эти пару дней он был внимателен и тактичен, старался поддерживать меня в школе. Мы особенно много не говорили с ним о Ксене, и это помогало мне ненадолго отвлекаться. О том, что произошло между мной и Никитой, я тоже старалась не думать. Наверное, плыть по течению и ждать, что неловкая ситуация сама собой рассосется, не самое лучшее решение, но сейчас мне просто нужна передышка: я не справляюсь со всем, что на меня навалилось.
– Нет. Не готова. – Отвечаю я, продолжая глазеть на одежду в шкафу.
– Почему? Уже пора выезжать, опоздаем на погребение.
Что за слово такое «погребение»? И почему от него так больно? Я все еще не могу представить, что можно вот так запросто сунуть человека в яму и присыпать землей. Еще вчера Ксеня ходила, разговаривала, смеялась, улыбалась, а сегодня мы просто закопаем ее на кладбище? Серьезно?
– Я не готова. – Повторяю я громче.
Внутри меня все начинает кипеть, и мне все труднее это контролировать.
– Помочь тебе? – осторожно спрашивает Стас.
– Чем ты мне поможешь?! – Неожиданно даже для себя вдруг вскрикиваю я. – Что ты сделаешь, если мне совершенно нечего надеть?!
– Ален… – Теряется он.
Переминается с ноги на ногу, затем подходит ближе.
– Мне нечего надеть на эти гребаные похороны, неужели, ты не понимаешь?! – Я бью ладонью по шкафу, заставляя парня вздрогнуть.
– Что случилось? – В комнату заглядывает Никита.
– Похоже, истерика. – Тихо отвечает Стас. Затем подходит ко мне сзади и кладет ладони на мои плечи. – Ален, ну, ты чего?
– Здесь нет ничего черного! – Завываю я, чувствуя, как горячие слезы бегут по моим щекам. – Здесь ничего нет! В чем я пойду? Может, в школьной юбке и футболке с черепом? Или надеть красное? На похороны! Или, может, сиреневое? Как думаешь, мне пойдет?
– По-моему, тебе просто нужно успокоиться. – Вздыхает он. – Посмотри на меня. – Стас разворачивает меня к себе в попытке обнять.
– Я никуда не пойду! – Стону я, отталкивая его.
Сажусь на кровать и прячу лицо в ладонях. Это единственный способ не начать все крушить.
– Можно надеть что-то сдержанное. – Слышится его голос. – Серое, например. Вот, смотри, симпатичная серая кофточка…
– Зачем мне симпатичная? – Задыхаясь, кричу я. – Нужно прийти в черном! Траур – слышал такое слово?!
В этот момент я понимаю, что перегибаю палку, но уже не могу остановиться. Это, и правда, истерика. Мне нужно, чтобы меня оставили в покое. Я не хочу ни на какие похороны, я это просто не выдержу.
– Сейчас все решим. – Говорит Никита.
Он возвращается буквально через пару минут с ворохом черной одежды. Здесь платье тети Марины, ее деловой костюм с жакетом и юбкой, черный лонгслив, брюки-дудочки и даже платок – выбирай, что хочешь. Никита раскладывает вещи передо мной на кровати без лишних слов, затем жестами призывает Стаса покинуть комнату.