Она посмотрела на своего пациента, запутавшись в выводах. В голове крутилась мысль о возможностях эволюции, но она старалась учитывать и более практические вопросы. Она подумала о лекарствах, что были в вещевом мешке, и о том, что ее пациент находился в опасной части города, когда его подстрелили. И, эй, они похитили ее.
Как она вообще могла доверять ему, или его словам?
Джейн засунула руку в карман и нащупала бритву. Ответ на этот вопрос был прост. Она не могла.
Глава 14
В своей спальне, в особняке, Фьюри сидел, прислонившись к спинке кровати, укутав ноги в синий бархатный плед. Он снял протез, а в тяжелой стеклянной пепельнице рядом с ним тлел окурок. Из скрытых динамиков Bose слышался Моцарт.
Книга об огнестрельном оружии служила ему в данный момент больше как мольберт, а не материал для чтения. Перед ним лежал толстый лист белой бумаги, но он пока не сделал ни одной пометки своим карандашом Тикондерога № 2. Портрет был закончен. Он дорисовал его около часа назад и собирался с духом, чтобы смять его и выбросить.
Хотя ему никогда не нравились свои рисунки, этот он почти полюбил. На черно-белой странице, из-под грифеля карандаша появились лицо женщины, ее шея и волосы. Бэлла смотрела куда-то влево, она слегка улыбалась, прядь темных волос лежала на щеке. Он увидел ее такой этим вечером, на Последней трапезе. Она смотрела на Зейдиста, что и объясняло ее тайную улыбку.
На всех его рисунках, в каких позах он бы ее ни изображал, она всегда смотрела куда-то в сторону. Потому что, если бы она смотрела с портрета прямо ему в глаза, это было бы неуместно. Черт, сам рисунок был абсолютно неуместным.
Он закрыл лицо рукой, приготовившись смять бумагу.
В последний момент он опять взял косячок, страстно желая какого-то искусственного облегчения для своего сердца, что билось сейчас так быстро. В последнее время он много курил. Больше чем когда-либо. И хотя он вверял себя химическим успокоителям, чувствуя себя при этом омерзительно, идея завязать с этим — никогда не приходила ему в голову. Он не мог себе представить, как он проживает день без подобной «помощи».
Он сделал еще одну затяжку, задержал дым в легких, думая о своей проблеме с героином. Тогда, в декабре, он не прыгнул с головой с этого героинового обрыва, не потому, что принял верное решение, а потому, что Джон Мэтью выбрал подходящее время, чтобы вмешаться.
Фьюри выдохнул и уставился на кончик косяка. Искушение попробовать что-то более сильное опять вернулось. Он чувствовал дикое желание поехать к Риву и попросить у парня еще один пакетик, полный эйфории. Может быть, тогда он обретет хоть немного спокойствия.
Раздался стук в дверь, и он услышал голос Зи:
— Я могу войти?
Фьюри сунул рисунок между страниц книги.
— Да.
Зи вошел и не сказал ни слова. Уперев кулаки в бедра, он наматывал круги, вышагивая у его кровати. В ожидании Фьюри зажег еще один косяк, и следил за движениями своего близнеца, пока тот вытаптывал ковер.
Заставить Зи говорить не легче, чем уговорить рыбу добровольно сесть на крючок. Молчание — единственная приманка, которая работала.
Наконец брат остановился.
— У нее кровотечение.
Сердце Фьюри чуть не выскочило из груди, он распластал руку на обложке книги.
— Насколько сильно и как давно?
— Она скрывает это от меня, поэтому я не знаю.
— Как ты это выяснил?
— Я нашел прокладки, спрятанные глубоко в шкафчике рядом с туалетом.
— Может быть, они там давно лежат.
— В прошлый раз, когда я брал оттуда бритву, их там не было.
Черт.
— Она должна пойти к Хэйверсу.
— Следующий прием только через неделю.