Слова сорвались с губ Вишеса прежде, чем он мог их остановить:
— Смерть найдет тебя на горе, когда нахлынет ветер и унесет тебя прочь.
Ви поднял голову, услышав чей-то вздох. Одна из женщин стояла рядом с ним, ее лицо исказил ужас, как будто он только что говорил с ней.
— Что здесь происходит? — послышался громовой бас.
Ви отскочил от претранса, убираясь с пути своего отца, но держа мужчину в поле зрения. Бладлеттер стоял с расстегнутыми штанами, он явно только что слез с одной из кухарок. Это объясняло, что он делал в этой части лагеря.
— Что у тебя в руке? — требовательно спросил он, подойдя ближе к Ви. — Дай мне это сейчас же.
Перед гневом отца у Ви не было другого выбора, кроме как отдать книгу. Ее схватили с проклятьями.
— Ты разумно использовал ее лишь тогда, когда бил ею парня. — Пронзительные темные глаза сузились, когда взгляд упал на тайник, который Ви пытался прикрыть своей спиной. — Ты бездельничаешь здесь, среди шкур, не так ли? Ты проводишь свое время здесь.
Когда Ви не ответил, отец шагнул ближе.
— Что ты здесь делаешь? Читаешь книги? Думаю, да, и еще я думаю, что ты должен отдать их мне. Быть может, я тоже захочу почитать, а не заниматься полезными делами.
Ви замешкался… и получил пощечину, такую сильную, что она сбила его с ног, и он упал на шкуры. Он соскользнул вниз и скатился с обратной стороны кучи, приземлившись на колени перед тремя другими книгами. Кровь из носа капала на одну из обложек.
— Мне еще раз тебя ударить? Или ты отдашь мне то, что я попросил? — Тон Бладлеттера был равнодушным, ведь его устраивал любой результат, причиняющий Ви боль.
Ви протянул руку и погладил мягкую кожаную обложку. Его грудь свело от боли расставания, но ведь эмоции — лишь трата времени, не так ли. Все, что он любил, будет уничтожено, и это случится сейчас, независимо оттого, что он предпримет. По факту их уже не было.
Ви посмотрел через плечо на Бладлеттера, и осознал истину, что изменила его дальнейшую жизнь: его отец уничтожит что угодно и кого угодно, если это что-то или кто-то доставляют Ви комфорт и удовольствие. Мужчина уже делал это бесчисленное количество раз и тысячью способами, и будет продолжать в том же духе. Эти книги и этот эпизод были лишь одним отпечатком среди бесконечных, глубоко протоптанных подобных следов.
Осознание этого заставило боль Ви исчезнуть. Внезапно и так неожиданно. Для него теперь не было никаких эмоциональных привязанностей, только агония оттого, что случилось. Он больше ничего не чувствовал.
Казалось, несколько часов Вишес нежно собирал книги, затем посмотрел в лицо отцу. Он без волнения отдал то, что было для него когда-то жизненно важно. Будто и не видел этих книг раньше.
Бладлеттер не стал брать то, что ему протягивали.
— Ты отдаешь их мне, сын мой?
— Отдаю.
— Да… хм. Знаешь, возможно, я не люблю читать. Может быть, я предпочту сражаться, как и подобает мужчине. Мужчине моего вида и моей чести. Он протянул свою мощную руку, и указал на один из кухонных очагов. — Отнеси их туда. Сожги их. На дворе зима, тепло сейчас в цене.
Глаза Бладлеттера сузились, когда Ви спокойно подошел и бросил книги в огонь. Когда он повернулся к отцу, мужчина внимательно посмотрел на него.
— Что сказал парень о твоих глазах? — пробормотал Бладлеттер. — Мне показалось, я что-то услышал.
— Он сказал: «Твои глаза… глаза… что это было?» — равнодушно повторил Ви.
Наступила тишина, из носа Ви сочилась кровь, теплой струйкой медленно стекая по губам и подбородку. Руку жгло от нанесенных им ударов, а голова раскалывалась от боли. Но это его не беспокоило. Он чувствовал в себе странную силу.
— Ты знаешь, почему мальчик сказал такое?
— Нет, не знаю.
Они уставились друг на друга, вокруг собралась толпа зевак.
Бладлеттер сказал, ни к кому напрямую не обращаясь:
— Как оказалось, мой сын любит читать. Я хочу быть в курсе того, чем увлекается мой ребенок, желаю, чтобы мне сразу же докладывали, если его опять обнаружат за этим занятием. Я посчитаю это личным одолжением, которое будет вознаграждено. Отец Ви развернулся, схватил женщину за талию и потащил ее к костру. — А теперь мы займемся состязаниями, мои солдаты! Все в яму!
Раздались довольные вопли мужчин, и толпа рассеялась.