Ви закрыл глаза.
— Помнишь, когда наступил рассвет, я, эм… сказал тебе, что никогда не знал своей матери? Понятия не имел, кем она была, и что с ней стало?
— В основном туманно, но, да, припоминаю.
Боже, они оба так нажрались в ту ночь. Перепили сами себя. И только по этой причине он сболтнул, пусть даже самую малость, то, что роилось в его мозгу двадцать-четыре часа, семь дней в неделю.
— Ви? Что происходит? Это имеет что-то общее с твоей мамэн?
Ви откинулся на кровати. Когда он приземлился, кулон в заднем кармане впился в задницу.
— Ага… я только что встретил ее.
Глава 4
На Другой Стороне, в святилище Избранных, Кормия села на койку в своей белой комнате, белые свечки горели позади нее. Она была одета в традиционную белую мантию, ее босые ноги касались пола, а руки были сложены на коленях.
Ожидание.
Она привыкла ждать. Это была сущность жизни в качестве Избранной. Ты ждала, чтобы принять участие в назначенных ритуалах. Ты ждала, когда появится Дева-Летописица. Ждала, когда Директрикс даст задания, чтобы выполнить их. Ждала с грацией, терпением и пониманием, чтобы не опозорить традиции, которым служила. Здесь ни одна сестра не была важней другой. Как Избранная, ты была частью целого, отдельная молекула среди прочих, составляющих действующий духовный организм… и необходимый, и полностью ненужный.
И проклята будет та, кто провалит свои обязанности, дабы не оказывать пагубного влияния на остальных.
Но сегодня ожидание стало неотвратимой ношей. Кормия согрешила и ожидала своего наказания.
Очень долго она хотела, чтобы к ней пришло ее превращение, в тайне нетерпеливо ждала его, но не во благо Избранных. Она хотела полностью познать себя. Хотела ощутить смысл, в своем дыхании и в биении сердца, смысл, имеющий отношение к ней как личности в этом мире, а не как к спице в колесе. Превращение стало бы ключом к ее личной свободе.
Превращение было дано лишь недавно, когда ее пригласили испить из чаши в храме. Поначалу она ликовала, что тайное желание исполнилось, но осталось нераскрытым. Но потом ее постигла кара.
Посмотрев на свое тело, она винила свои груди и бедра за то, что с ней скоро случится. Винила себя за желание быть кем-то особенным. Ей следовало оставаться там, где она была…
Тонкий шелковый занавес на дверном проходе сдвинули в сторону, и вошла Избранная Амалия, одна из личных помощниц Девы-Летописицы.
— И так, все решилось, — сказала Кормия, стиснув кулаки так, что заболели костяшки.
Амалия доброжелательно улыбнулась.
— Да.
— Как скоро?
— Он прибудет по окончании секвестра Ее Высочества.
Отчаяние заставило Кормию спросить неслыханное.
— Не может ли кто-нибудь другой из нас быть выбранной? Есть те, кто жаждет этого.
— Ты была выбрана. — Когда слезы набежали на глаза Кормии, Амалия беззвучно подошла ближе. — Он будет нежен с твоим телом. Он…
— Он не сделает этого. Он — сын воина Бладлеттера.
Амалия вздрогнула всем телом.
— Что?
— Дева-Летописица не сказала тебе?
— Ее Святейшество лишь сказала, что договорилась с одним из членов Братства, с достойным воином.