Давид не дает жене развить мысль об ограничениях в пище. Я замечаю, как она кивнув, забирает свою чашку, чтобы оставить нас наедине.
Почему-то сейчас всплывает в памяти вопрос о том, любит ли она моего брата или действительно только послушно выполняет все то, что ей внушили родители так же как и мне? Хотелось бы верить, что дело не в них. Мне хочется брату счастья. Хочется, чтобы он любил и был любимым.
— Мариам, что с тобой?
Давид никогда не ходит вокруг да около. Требовательно наклоняется вперед, впиваясь в мое лицо вопросительным взглядом.
Глава 49
Из легких ползком выбирается выдох. Понимаю, что лгать не хочу. Вряд ли он меня поймет, но если ему нужен мой ответ, то пусть он будет честным:
— Я не хочу выходить замуж за Нарека.
Думала Давид удивится, но нет.
— Из-за Демьяна?
Вопрос звучит, как пушечный выстрел.
Вздрагиваю, понимая, что он знает. Лихорадочно скольжу глазами по его лицу. Откуда? Демьян сказал? Сердце делает несколько попыток дернуться ввысь. Он пытался узнать обо мне? Звонил ему? Как давно?
— Мне отец звонил. Все рассказал и сказал не говорить ему где ты.
Поднявшая голову крошечная надежда обессиленно падает навзничь. Конечно, он не искал. Отец, скорее всего, доходчиво объяснил что к чему, и во второй раз ввязываться в подобное Демьян не стал бы. Да и зачем, если я причинила ему боль?
Наверное, это правильно, только почему снова так больно?
— Тогда зачем ты спрашиваешь?
Отвожу глаза и оплетаю ладонями горячую чашку. Пальцы дрожат, не в состоянии справиться с краткосрочным волнением.
— Потому что так нельзя, Мариам! Ты же на себя не похожа. Сама себя уничтожаешь.
Ничего нового он мне не сказал. Возможно, именно это я подсознательно и делаю, наказывая себя за слабость.
— Скажи, Давид, — снова смотрю на брата, — когда это пройдет?
— Что?
— Когда перестанет так болеть? Сколько времени тебе понадобилось, чтобы забыть Олю? Месяц? Год?
Звук отъезжающего стула бьет по барабанным перепонкам. Брат рывком встает и начинает мерить кухню шагами. Он всегда был импульсивным. Сдерживать эмоции не его конек. Вполне вероятно, именно поэтому они нашли общий язык с Демьяном. Даже в этом они схожи.
— Мариам, при чем здесь я? Тебе нужно думать о себе. То, что ты с собой вытворяешь, это неправильно!
Снова усевшись рядом, он дергает мою руку на себя и крепко сжимает пальцы.
— Демьян… он не должен был к тебе приближаться.
— Демьян не виноват! — резко качаю головой, в очередной раз оправдывая любимого, — он не заставлял меня в себя влюбиться. Все само как-то получилось. Они приходили в гости. А я не могла сопротивляться этому чувству. Оно с каждым днем все росло и не уменьшилось даже спустя годы.
— Годы? — взгляд напротив прищуривается. — У вас что, что-то было еще тогда? Несколько лет назад?
— Тогда почти нет, но дело не в этом. Я просто люблю его, — произнесенные вслух слова запускают внутри какой-то механизм, и в грудной клетке начинает давить, — люблю и не могу с этим ничего поделать. А когда представляю, что выйду за другого, мне становится плохо. Так плохо, что болит все. Физически, понимаешь!
Давид сжимает челюсти, а я чувствую, как пыльцы ноют от силы, с которой он их сдавливает, но руку не убираю. Сама сжимаю в ответ и склоняюсь вперед.
— Спрашиваю у тебя, потому как ты был в такой ситуации. Когда это пройдет? Скажи мне, потому что так жить невыносимо, — всхлипываю, чувствуя спазм в горле.