— Да!
Короткое и ледяное. Даниелян никогда не говорил таким тоном. Напрягаюсь.
— Вечер добрый, Тигран.
— Давай без лишних фамильярностей! Я тебе не Тигран, а Тигран Арманович!
Челюсти сжимаются. Вспышкой приходит осознание. Он в курсе всего. Значит, больше ходить вокруг да около нет смысла.
— Где Мариам?
— Это не твое дело! Моя дочь там, где и должна быть! Чтобы больше не смел к ней приближаться! Втерся в доверие, гаденыш. Чуть жизнь ей не испоганил! Я-то думал, искренне помогаешь, а ты плату моей дочерью решил взять?
— Да к черту вашу плату. Деньги можете себе оставить, а мне Мариам нужна. Давайте встретимся, я все объясню.
Говорить спокойно не удается. Цежу сквозь зубы. Сердце колотится отбойным молотком, проламывая ребра.
— Не нужны мне твои объяснения. Я верну все до последней копейки! Не хочу быть должным такому ублюдку. А про Мариам забудь. Она сделала свой выбор. Через два месяца у нее свадьба. Или ты думал, что дочка окажется дурой легкомысленной и предпочтет тебе семью?
Последний вопрос я не слышу. В уши густой туман забивается. Звонок сбрасывается, а я еще несколько секунд пялюсь на экран, переваривая услышанное. Что она сделала? На автомате снова набираю ее номер, но в ответ только безжалостные гудки лупят под дых. Нет, этого не может быть. Мариам не могла! В памяти всплывают кукольные глаза, заглядывающие в мое лицо с доверием и трепетной любовью… Последний месяц был сказкой для нас. Забив на то, что приходится прятаться мы брали от каждой встречи максимум… Почти максимум, но я ждал. Уверенно и преданно ждал, когда она наберется смелости. Неужели, она так просто сдалась? Отвернулась от нас? От меня…
Какое-то шестое чувство, используя жалкую последнюю попытку, стучится в подсознании. А что если Мариам заставили уехать, и именно поэтому со мной говорил Даниелян старший, а не она сама? Бред конечно, но все же. Зная ее родню, они могли. Тогда все иначе, и я просто украду мою девочку к чертовой матери, и больше они дочку не увидят!
И словно ответом на мой вопрос в руке оживает мобильный. Четыре буквы имени друга загораются на экране.
— Да?
— Ты, бл*дь, охренел?
Судя по лестному обращению, Дава уже в курсе… Папаша, наверное, только что позвонил.
— И тебе здорова. Почему же сразу охренел?
— Демьян, как ты мог? Ты же мне как друг был, брат почти! — голос Давида пропитан почти таким же презрением, как и у его сородича. Значит, и этот ни черта он не поймет.
— Был? — выплевываю в ответ. — То есть если я люблю твою сестру, это автоматически делает меня врагом твоей семьи?
Я даже вижу сейчас выражение лица Даниеляна.
— Любишь? Дем, твою мать! Ты же знал, что ее нельзя трогать! Я же предупреждал! Знал твою блядскую натуру, поэтому лично тебе разжевал, чтобы к ней не приближался!
— Не смог я. Что меня за это повесить?
Несколько слов на армянском пролетают мимо ушей. Насколько я помню, это маты.
— Ты не понимаешь, чем это может для нее обернуться.
— Да мне насрать чем! — не в состоянии больше себя сдерживать, ору в трубку. — Я собирался жениться на Мариам. И плевать на ваши законы долбаные! Думаешь, я потягал бы ее и выкинул? Черта с два.
— Тебе плевать, а ей нет! От нее вся семья бы отвернулась.
— Даже ты? Как от Ольки отвернулся? А теперь приехав потащился к ней, как кобель последний? Давай, скажи мне, что ты не хочешь того же для сестры! Скажи, что ты охренеть как счастлив, а Ольку просто трахнул, потому что сперма в мозги долбит! И тогда я поверю, что и Мариам будет счастлива с тем, за кого ее выдадут.
Давид глотает мои слова молча, несколько секунд дышит в трубку, а потом подкуривает сигарету, судя по щелчку зажигалки.
— А с чего ты взял, что она несчастлива? — серной кислотой несется с того конца провода, — Демьян, я видел Мариам сегодня, она приходила к нам и собиралась на свидание. Вполне нормально себя чувствует. Не страдает. Она знает, что есть развлечение, а есть семья.
В горле собирается горький ком. Чувство пустоты, развеянное последней надеждой, возвращается и еще больнее впивается во внутренности, чтобы вывернуть их наизнанку. Стол скрипит от силы, с которой я сдавливаю край столешницы.