Выхожу и от аналитиков тоже. Бомбит и кадровый отдел.
Там обсасывают Иру и ее увольнение, а еще, мягко говоря, нехороший поступок. Оказывается, она даже не забрала расчет и трудовую, свалила из страны, если верить слухам, и теперь сыпет потоками отличных, мать ее, новостей. Зацепило даже Алису с Аленой, про них отдельная статья в местном паблике — максимально высосанный из пальца скандал. Чуть ли не все две сотни сотрудников (которых на деле куда больше) должны были оказаться в моей постели (и откуда у меня столько сил), чтобы остаться жить в полуразрушенной общаге. Про хостелы ни слова, разумеется. Сотрудников, якобы, выставили на улицу. В качестве примера, кто бы мог подумать, фото выезжающей из общаги Олеси с Артуром на руках. Красочное фото — Артур в слезах. А я уверен, что он в них не из-за стремительного отъезда, а потому что оказалось, что его любимый поильник принадлежит Алене и теперь он больше не будет у них общим. Поильник ему через минуту подарили, можно было до кучи вставить фото такой же рыдающей Алены, которой поильник стал резко нужен.
Но в статье написано, что официантку вышвырнули на улицу, а в комментариях даже открыли сбор денег и вещей, хоть сама Олеся буквально вчера кидала фотографии Артура, купающегося в надувном бассейне у бабушки на огороде.
Алиса возвращается в комнату с телефоном в руках и со слезами на глазах.
— Все говорят, что я с тобой... за место... а Ира... господи, прости, Руслан...
— Что? Ты-то тут причем?
Алиса вместо ответа падает на пол у кровати и со злостью швыряет телефон, разрывающийся сообщениями, в стену.
— Долбанная ИРА!
Очень интересно. Я просто в предвкушении истории.
ГЛАВА 37
Руслан молчит, но взгляда от меня не отводит, и я точно знаю, что он ждет. Ждет моего ответа, который я произнесла несколько раз в голове, но совершенно точно не могу выдавить из себя наружу. Потому что даже в мыслях это звучит ужасно. Боже, и о чем я только думала!
— Она… Ира звонила мне, — начинаю я робко, заикаясь, а Руслан и его выделившиеся скулы совсем мне не помогают.
— Зачем?
И вроде бы это такой простой вопрос… но который может разрушить абсолютно все.
— Она угрожала и…
— И? — одной лишь интонацией требует продолжить Руслан.
— И хотела денег. Много денег, — выдыхаю я вместе со слезами, брызнувшими из глаз. Я вижу, как напрягаются его руки: как сжимаются в кулак пальцы и белеют костяшки. — Я рассказала все Виолетте Дмитриевне, и она…
Черт, я вздрагиваю от ругательств, которыми, точно бомбами, сыпет Руслан. Он закрывает и убирает в сторону ноутбук, трет ладонью лоб и виски.
— Только не говори, что вы дали ей эти деньги.
Я молчу. Мое молчание означает именно тот роковой знак согласия.
— Ты понимаешь, что вы сделали? Ты понимаешь, что, если это всплывет наружу, оно лишь докажет, что я виноват во всем том дерьме, которое плавает в интернете? Господи, вы вообще думали головами?
— Руслан, я не знала, что делать…
— Рассказать. Все. Мне!
Его глаза наливаются кровью. Я вижу Гончарова таким впервые. За время нашей совместной работы он никогда вот так не терял контроль. Он мог вспылить, но очень быстро брал в себя в руки. Он не выглядел так, как сейчас — злым и при этом каким-то… потерянным, разочарованным?
Это я разочаровала его, по-другому и быть не могло.
— Алиса… — это звучит уже тише, но от этого только больнее. — Почему ты не рассказала все мне? Я бы мог защитить нас обоих, но ты выбрала самодеятельность, и посмотри, к чему она привела. Поэтому я повторю вопрос. Почему ты ничего мне не рассказала?
— Я… я не знаю, — произнеся это, я облизываю соленые губы. — Я испугалась и…
— Ты не знаешь.
— Руслан, я…
— Вместо того чтобы довериться мне, ты выбрала сговориться с моей мамой и заплатить деньги шантажисту. Великолепно, Алис, — говорит он сокрушенно и при этом осуждающе. — Может, дело в этом? В том, что ты мне не доверяешь? Я ищу нам дом, пока ты планируешь… что? Кажется, я понятия не имею, о чем ты думаешь.