- Что с ним? Что с ним? Скажите мне!!! Почему вы молчите? – кричу, оглушая всех присутствующих.
Медики крутятся возле Влада и что-то с ним делают, переговариваясь короткими непонятными фразами. Никто не торопится вступать со мной в разговор и что-то объяснять.
- Дамочка, если вы сейчас же не успокоитесь и не прекратите кричать, мы остановимся и высадим вас, – устало, но безапелляционно заявляет врач.
Я вынужденно затихаю. Но не отвожу глаз от мужа и беззвучно реву, всхлипывая в рукав.
Едем недолго. Благо, нам уступают дорогу, мы не останавливаемся ни на одном перекрёстке. Я неустанно молюсь и умоляю Влада держаться.
В больнице его сразу забирают, а меня оттесняют и приказывают ждать. Стою посреди приёмного отделения совершенно потерянная и не знаю, куда мне идти и что делать. Как ему помочь?
- Девушка, присядьте, – слышу рядом вкрадчивый немолодой голос. – В ногах правды нет. Давайте лучше я запишу пока ваши данные. Как появится информация, врач к вам обязательно выйдет и всё объяснит.
Женщина в медицинской форме приносит мне стакан воды. Но успокоиться не получается. Мне кажется, мои внутренности мучительно выгорают. И я реву без остановки.
Людей всё привозят и привозят. Постоянно мелькает полицейская форма – следователи опрашивают пострадавших, которые в состоянии давать показания. Несколько раз звонит свекровь. Она ждёт окончания операции и обещает подъехать.
Проходит несколько мучительно долгих часов, за которые я успеваю прокрутить в деталях и переосмыслить всю свою жизнь. Варюсь в отчаянии и корю себя за гордыню. Когда на улице темнеет, а медсестра на посту начинает откровенно зевать, наконец-то выходит врач – мужчина средних лет.
- Ваш муж, можно сказать, родился в рубашке…
Он говорит и говорит, сыплет медицинскими терминами. А я ничего не слышу, в ушах гудит: он жив, жив, жив!
Приезжают свёкры. На Людмиле Аркадьевне лица нет, она будто постарела сразу лет на десять. Глаза заплаканные, опухшие, плечи поникли. Её муж, как обычно, собранный, жёсткий и словно невозмутимый. Но по углубившимся на лбу морщинам и покрасневшим глазам я понимаю, что спокойствие – это лишь показная маска, а внутри у него бушует такой же разрушительный шторм.
Влад в реанимации. Меня пускают к нему только на минутку, и то после шухера, который умудряется навести Розозвский-старший, не повышая голоса. Вхожу в палату, а ноги не слушаются.
Муж спит. Голова и глаза забинтованы. Мне уже сказали, что необходима ещё одна операция, чтобы спасти зрение. Правая рука сильно обожжена, к левой подключена система.
Я знаю в общих чертах, что там произошло. Когда начался пожар, Влад был в административном здании и сразу побежал в цех помогать эвакуировать рабочих. Часть людей удалось вывести в самом начале. А потом крыша обрушилась, завалила их и перегородила пути для выхода из горящего помещения. Благодаря средствам химзащиты, до которых им удалось добраться, и слаженным действиям пожарников, почти все работники остались живы, но получили травмы и ожоги разной степени.
Кажется, за этот день я выплакала все слёзы на много лет вперёд. Но они всё льются и льются. Сердце бьётся в груди раненой птицей. Касаюсь пальцами неповреждённого участка кожи на левой руке. Мне так много хочется сказать, но эмоции плохо оформляются в связные фразы.
Розовский-старший поднял все свои знакомства, и Влада готовят к транспортировке в столицу. Только там есть необходимое оборудование и специалисты, которые могут спасти ему глаза.
Срочно вызываю к нам маму – она останется с Жориком вместе с Галиной, а я буду сопровождать мужа. Я впервые расстаюсь с сыном так надолго. Но у меня нет другого выхода, я должна быть рядом с Владом.
Мы летим частным самолётом. Мне почти не страшно. Вернее, страх, что мы опоздаем или во время операции что-то пойдёт не так, перебивает все остальные эмоции.
Влад подключён к аппаратуре, дышать ему помогает прибор. Он не видит меня и не может ничего сказать. Но я уверена, что он всё слышит.
Сижу рядом, сжимаю его пальцы и шепчу.
- Всё будет хорошо. Я рядом. Я тебя никогда не оставлю. Слышишь, Влад? Никогда! Ты обязательно поправишься. Мы со всем справимся…
Краем уха я слышала, что полиция открыла дело, они будут изучать все обстоятельства, установят причину пожара и назовут виновного. Есть вероятность, что мужу придётся отвечать перед законом за то, что случилось. Не хочу думать о плохом, но… В интернете все только и твердят, что ему грозит большой срок.
А ещё интернет пестрит видеороликами, на которых я борюсь с полицейским, прорываясь к машине “скорой помощи”. Комментарии разнятся от слов поддержки и одобрения до жёсткого осуждения и призывов привлечь меня к ответственности за противодействие и неповиновение полиции.
Глава 33
Машина “скорой помощи” встречает нас у трапа самолёта. Влада сразу везут в известную глазную клинику. Персонал ждёт, готовый начать действовать незамедлительно. Палата приготовлена, она куда больше напоминает гостиничный люкс, чем место, где люди борются за жизнь. Лишь функциональная кровать и куча аппаратуры возле неё напоминают, что мы в больнице.
Тут и для меня есть место – у противоположной от кровати стены стоит удобный диван, а смежное помещение оказывается полноценной комнатой для сопровождающего. Такие вип-аппартаменты предназначены для лечения самых высокопоставленных персон.
Несмотря на мои возражения, Розовский-старший бронирует мне номер в гостинице – на случай, если я захочу отдохнуть от больничной возни и отвлечься от переживаний. Но я пока не представляю, как смогу оставить Влада одного. Какая гостиница, если я не решаюсь даже в смежную комнату отойти и устраиваюсь на диване? Как бы персонал ни опекал мужа, медики не могут находиться возле него постоянно.
А я панически боюсь, что ему может что-то понадобиться или что-то случится, но никого не окажется рядом. Вдруг он не сможет позвать на помощь? Страх потерять Влада всё ещё силён, несмотря на заверения врачей, что его жизни ничего не угрожает.