Не выдерживаю. Опускаю стекло. Но становится только хуже…
Что, если четыре года назад я совершил роковую ошибку, отказавшись делать тест?
Если у Милы с этим упырём ничего не было, то моя ничтожная вероятность разрастается до неимоверных размеров и грозит придавить чувством вины, паникой и животным страхом, что это может оказаться правдой…
Она меня не простит…
Я сам себя не прощу. Никогда и ни за что.
Возвращаемся поздно. Заходить в дом не спешу. Зачем-то огибаю здание и всматриваюсь в окна. Что надеюсь там увидеть?
В детской темно. Естественно, мальчик уже спит. У Милы в щель между портьерами пробивается свет от ночника.
У меня нет для неё слов.
У меня нет к ней ни вопросов, ни ответов.
У меня нет сил смотреть ей в глаза.
И я даже не уверен, что виновен. Но впервые допускаю мысль, что могу быть…
И что мне делать, если вдруг окажется, что это правда?
Как жить дальше?
Войдя в дом, направляюсь к комнате Милы. Стою в коридоре и не могу решиться постучать в двери.
Будто возвращаюсь на восемь лет назад. Чувствую себя тем мальчишкой, который не знал, как пригласить самую красивую девушку компании на свидание, и до смерти боялся услышать отказ.
Наконец собираюсь с духом и стучу.
- Мила, поужинай со мной, – прошу, как только дверь приоткрывается.
- Влад, ты на часы смотрел? Я не ем среди ночи!
- Тогда просто посиди со мной…
Что я творю? Зачем мне это нужно? Не знаю…
Но твёрдая земля стремительно превращается в зыбучие пески.
Мне страшно…
Глава 20
Глупо искать поддержки у женщины, которую когда-то предал. Даже если до этого она предала меня.
Не могу справиться с ощущением тотального одиночества. И ужаса от ошибки, которую, возможно, совершил.
Панически боюсь, что, если вдруг подтвердится моё новое предположение, Земля сойдёт со своей оси и перестанет вращаться вокруг Солнца.
Наступит конец света.
- Тогда просто посиди со мной…
Я нуждаюсь в ней. Остро. Сейчас.
Потому что никто, кроме Милы, не способен понять, что я чувствую. Да я и сам толком не понимаю. Но болит внутри так, что хочется волком выть и сдирать с себя кожу.