На моих губах был вкус клубники. Это последнее, что я помню, прежде чем вновь провалиться в бессознательную бездну.
ГЛАВА 1
Говорят, привыкнуть можно ко всему. Даже к тому, что тебя все ненавидят.
Даже к тому, что теперь я вещь? У меня нет личности. Лишь маска, которую нацепили на меня, как на куклу, и которую я приняла с улыбкой из-за отсутствия вариантов.
Неужели можно даже привыкнуть к мысли, что я больше никогда, НИКОГДА не увижу своих родных и близких?
Помню ли я их лица, и достаточно ли двух лет, чтобы полностью обнулить свою жизнь?
Я больше не знаю, кто я.
— Лейла, поменяй мои ароматические свечи, пожалуйста. Я хочу что-нибудь фруктовое или цветочное, — я подняла глаза на женщину, стоящую у зеркала. Она крутилась перед ним, радуясь новому дорогому подарку от своего мужа — роскошный халат в восточном стиле, украшенный сверкающими камнями. Уверена, что драгоценными. Прикидываю, что стоимость халата составляет годовой бюджет какой-нибудь небольшой страны в Африке.
В этом доме все сверкало и блестело, как и в том доме на Ближнем Востоке, который мы недавно покинули. Мы вернулись в Америку на время — Алмас часто приезжал сюда и порой не хотел расставаться со своими женами, наложницами, служанками и рабынями. Он любил женщин. Любил их нежной, светлой, но собственнической и где-то жесткой любовью. И мне повезло, что в его характере было любить ВСЕХ женщин, иначе бы он не был бы так терпелив к моему телу.
Я не могла поверить в то, что нахожусь дома. Когда я говорю «дом», я имею в виду Штаты. Не на Ближнем Востоке. Не в этой удушающей жаре, стоявшей там круглый год.
То, что раньше когда-то было моим домом, моей жизнью…
Возможно, всего в нескольких десятках километров от нашего особняка находится моя редакция. Мой кабинет, в котором я любила засиживаться допоздна. За моим столом сидит уже другая девушка и она пишет моей ручкой, а перед ее глазами стоит фотография ее мужа в рамочке.
Так я себе это представляла.
Мое сердце заполнила такая тоска, что я почти физически ощутила болезненную ломоту в грудной клетке.
Спустя два года я уже почти не плакала.
Надеюсь, моя преемница не будет совершать моих ошибок и никогда не окажется в ситуации, в которой оказалась я.
— Да, Госпожа, — я ответила тихо и смиренно, почти не покривив душой. Ко всему можно привыкнуть.
Николь была одной из семи жен Алмаса, и у нас с ней были теплые, почти дружеские отношения. Не считая того, что я все равно была обязана прислуживать ей и выполнять указания Николь. Обычно это были всякие глупости — поменять ароматические свечи, приготовить ванну, перебрать ее золотые украшения и красиво разложить по многочисленным шкатулкам.
Женам Алмаса самим приелась их «золотая клетка», они не вели особо активную жизнь, и поэтому круг их поручений был довольно узким. Может, поэтому я привыкла ко всему, что происходит здесь со мной. Именно потому что не происходит ровным счетом ничего.
Я изолирована от общества. И заслуженно.
Хочу ли я вернуться на свободу? Я не уверена. По крайней мере не ценой свободы близкого мне человека, ради которого я здесь.
Я поменяла для Николь свечи, изредка поглядывая на то, как женщина часами может любоваться своим отражением и дотрагиваться до многочисленных золотых браслетов, украшающих ее запястья и предплечья. Алмас был очень щедрым человеком и запредельно богатым. Он содержал семь своих жен, хотя иногда мне казалось, что он всех их ненавидел. Жены хотели от него одного — золота и побольше, наложницы же — готовы были платить ему лаской, теплом и телом, чтобы получить взамен ЕГО любовь.
Кем была я в этом гареме? Не знаю. Алмас говорил, что я была его вдохновением. Его музой. Его любовью.
Его невинным цветком, который он будет беречь до последнего. Для себя.
Он знал, что несмотря на свой возраст — двадцать пять лет, я была невинна. Физически невинна.
Но только Дьявол видит то, что я вижу в своих мыслях, когда закрываю глаза. И даже он — в ужасе.
— Красота моя, Лейла, — часто говорил он, нежно зацеловывая мои руки. По большой части я ничего не отвечала. Я молчала почти все время. Ушла в себя, создала храм собственной души внутри тела, где я могла делать, что угодно. С виду же я выглядела, как примерная рабыня, служанка, наложница…не знаю, как это называлось. Я видела, что случалось с девушками, которые пытались сбежать, сопротивлялись, они сходили с ума…хотя Алмас никогда не мучал их.
Может, я чего-то не знала, но он не был психом или извращенцем. Все, что он хотел — это окружить себя самыми красивыми женщинами, самым ярким золотом и брильянтами. Он говорил, что хочет чувствовать полное изобилие в своей жизни. И нет способа лучше, чтобы почувствовать это, чем оградить себя красавицами.
«Но ты, моя дорогая Лейла — краше всех.
Красивее любого бриллианта, который я когда-либо видел.»