— В чём ты виноват, боже? — Полина отстраняется, я приобнимаю её за плечо и жду, что он скажет дальше. Возможно, я пойму, какого хуя он решил отправить себя на тот свет.
— Я б-был ужасным отцом. Я в-виноват во всём. Стас позаботился о т-тебе, а я не смог. Я н-не заслуживаю твоего общения. И к-когда ты потихоньку н-начала отдаляться о-от меня, я п-понял, что потерял тебя.
— Что ты говоришь такое? Стас, что он говорит? — она обращается ко мне, прикрывая лицо ладонями.
— М-милая…
— Да, что ты, чёрт возьми, говоришь, Леонид? Что ты, чёрт возьми, устроил?
Я чувствую скопившуюся внутри злость. Будь он в лучшем состоянии, я бы избил его. Избил за то, какой несчастной он сделал Полину. Она буквально трясётся в моих руках от обиды и боли, от услышанного, от того, что её папа вдруг решил отравить себя.
— Я не с-смог защитить дочь от с-собственой жены…
— И ты решил, что лучший выход — заставить её страдать своей смертью? Какого хрена ты делаешь, тесть? Ты вообще в своём уме? Я ждал, когда ты проснешься, чтобы задушить тебя собственными руками.
— М-может, это и выход.
— Я устрою такой выход, что ты потеряешь дар речи. Никогда больше так не делай, чёрт возьми. Или мне действительно придётся проверить тебя на вменяемость.
Полина наблюдает за мной со всей внимательностью и осторожностью, будто боится, что я отправлю его в псих диспансер прямо сейчас.
Если придётся, я это сделаю, потому что больше не допущу подобного. Я не позволю ничему плохому случится с её отцом.
— Папочка, пожалуйста, я очень тебя прошу, не говори больше так. Не говори больше так никогда. Ты — моя единственная семья, кроме мужа, — она садится на корточки, поглаживая его руку, целуя её и вытирая слёзы с его лица. — Я никогда на тебя не злилась, никогда не думала от тебя отворачиваться, папочка, никогда. Я люблю тебя, слышишь?
— А я убью тебя сам, если ты ещё раз подумаешь о чем-то подобном, — встреваю я.
— Стас…
— Он п-прав, милая. Я поступил, к-как полный идиот. С-совсем не подумал о твоих ч-чувствах, просто р-решил, что так будет лучше для всех, я н-не буду для вас обузой.
Он не хотел быть обузой, не мог простить себя, поэтому решил убить себя. Блядь, я действительно убью его за такую логику, чтобы оставить ему меньше работы.
— Ты не обуза, папа.
— Ты идиот, чёрт возьми.
— Стас…
— И в этом ты п-прав, зять.
— Пожалуйста, перестаньте, — умоляет Полина, смотря то на меня, то на отца. Конечно, это всё, что я говорю своему тестю, потому что в её присутствии я не могу прямым текстом угрожать ему. А я буду это делать, чтобы он точно понял, насколько я серьёзен. В следующий раз, когда мы останемся вдвоём, я проведу с ним очень, блядь, долгую беседу.
- П-прости меня, доченька. Прости, ч-что доставил вам столько х-хлопот. Прости, что з-заставил переживать.
— Больше никогда так не делай, папа. Ты не обуза ни для меня, ни для Стаса, — потихоньку её голос приходит в норму, она больше не плачет, лишь изредка шмыгает носом.
Я не верю своим ушам, когда слышу следующие слова — она произносит их радостным тоном, пытаясь развеселить отца.
— Стас не отходил от тебя с момента, как тебя привезли сюда.
— Я уже сказал, лишь для того, чтобы задушить собственными руками.
Полина оборачивается, недовольно закатывая глаза.
Она продолжает что-то рассказывать отцу, пытаясь поднять ему настроение.
Прямо сейчас моя девочка выглядит счастливой, настолько счастливой, что мне хочется продлить её счастье любыми способами. Мне хочется видеть её счастливый каждый день. И если бы её счастье зависело от количества ножевых порезов в моём теле, я бы истёк ради неё кровью.