— Но я не хочу, чтобы меня забрали в детский дом, мне будет страшно там.
Конечно из двух зол ей приходится выбирать меньшее — она хотя бы знает, на что способна её мать. А что происходит в детских домах и интернетах с новыми неприспособленными девочками — неизвестно.
— Разве бы я позволил отправить тебя в детский дом?
А что ей думать, собственно? Что приехал небезразличный человек, который щелчком пальцев решит накапливающиеся годами проблемы? Сразу же избавит от всех тревог и психологических травм? Всё так и будет, но вряд ли она с лёгкостью поверит в эту сказку.
В ангельских глазах буквально выгравированно, что она нуждается во мне слишком сильно. У меня за всю жизнь не слуалось подобного — когда ты видишь слабого человека и готов на всё, чтобы его защитить. Цветок будет в безопасности, только его вокруг него воздвигнут стену из непробиваемой стали. Я стану этой стеной для неё.
Вот сейчас до меня доходит, что она нужна мне в тысячу раз больше — даже несмотря на то, что здесь сильный я. Оказывается, что если не с кем этой силой делиться, то она теряет свой вес.
— Всё, хватит здесь мёрзнуть. Пошли, будем тебя отогревать.
— Стас, можно спросить?
— Конечно, спрашивай.
— Почему ты приехал ко мне? Зачем тебе это нужно?
Не думал, что она спросит в лоб — и это в тысячный раз доказывает, что в ней живёт невинность и непосредственностт, какой уже давным-давно нет в людях.
И вправду — зачем? Я и сам не знаю, ведь раньше не испытывал подобных чувств. Просто мне нужно знать, что с ней всё в порядке. Нет, мне нужно сделать так, чтобы с ней было всё в порядке.
Как это назвать? Внезапной прихотью? Или влюблённостью? Влюблённостью двадцати восьмилетний женатого мужчины в шестнадцатилетнюю девочку. Пиздец, такой новостью точно не поделишься с знакомыми. Она автоматически даёт людям право нарекать меня извращенцем. В этом тяжело признаться даже самому себе, учитывая кучу внешних факторов, но я не могу иначе.
Разница в возрасте. Моё положение в обществе. Её ситуация дома.
Я на всём поставлю крест, кроме её отношения ко мне.
— Мне не хочется, чтобы ты жалел меня.
А вот мне всю неделю хотелось верить в то, что это лишь временная жалость. Только не всегда получаешь то, что хочется.
— Знаешь, ты слишком прелестная принцесса, чтобы оставить тебя наедине со всем этим дерьмом. Я отлично понимаю, что сложно доверять первому встречному человеку.
Ведь если собственная мать тебя калечит, то что можно ожидать от чужого человека?
— Но я клянусь, что не сделаю тебе больно.
Мы стоим под дождём — стоим, как два потерянных и закрытых от всего мира человека. Мы смотрим друг на друга — смотрим, будто впервые за всю жизнь открыли глаза. Мы молчим — молчим, словно нет больше слов, которые способны описать наши чувства.
Когда Полина усаживается на заднее сиденье машины, она глазами потерявшегося щенка смотрит на меня.
— Стас, — шепчет она, пока я ещё не захлопнул дверцу.
— Да?
— Раньше меня никто не называл принцессой… — она говорит это, краснея и робея.
Моя ладонь опускается ей на щёку.
— Ты будешь со мной очень счастливой. Только верь мне, ангелочек.
На собственном шкуре я ощущаю, что означает «с первого, мать его, взгляда» — когда ты готов втоптать в землю весь город ради её искренней улыбки, когда ты ревнуешь к одноклассникам, которых даже не знаешь.
Наверное, в моём случае это и есть с первого взгляда — и влюблённость, и ревность, и мания.
Я не хочу отпускать её. И я не отпущу.