Не хватит ночи. И не хватит жизни.
***
Я смотрю на Полину, подходя к ней с бутылкой воды в руке.
Моя сперма стекает по внутренним сторонам её бёдер. Она испускает вздох, отрезвляя меня и давая понять, что я, должно быть, замучил её до предела. Три или четыре часа я не мог насытиться ею и не прекращал ни на минуту вторжения в её киску.
Приподняв её голову и положив её на свой локоть, я даю ей сделать несколько глотков воды из моих рук.
— Спасибо, — улыбается она, отключаясь на моей руке.
Я не шевелюсь, чтобы она продолжала использовать сгиб моего локтя, как подушку. Я бы всё отдал, чтобы она осталась в таком положении на всю жизнь.
— Я никогда не думала, что стану такой, — тихо бормочет Полина.
— Какой же, малыш?
— Сексуально озабоченной.
— Значит, моя невинная девочка превратилась в сексуально озабоченную?
— Да, твоя невинная девочка теперь такая, — сладко воркует она, начиная вырисовывать указательным пальцем круги на моей груди и плече.
Потом она переплетает наши пальцы, раззадоривая меня своим приходящим в норму дыханием.
— Стас, мне кажется, что моя жизнь превратилась в сказку, — её голос остаётся таким же мелодичным, но теперь она звучит серьёзно. — И мне страшно, что эта сказка может закончиться.
— Твоя сказка никогда не закончится, принцесса. Твой муж позаботится об этом.
— Муж… — немного несмело повторяет она. — Никогда не думала, что выйду замуж в восемнадцать лет за мужчину…
— Которому тридцать, — заканчиваю я за неё.
— Да, которому тридцать, — хихикает Полина, зевая.
Множественные оргазмы вместе с выпитым шампанским делает её сейчас слишком весёлой, но усталость берёт над ней верх. Она всё-таки засыпает у меня на руке на какое-то время. Я не знаю, сколько проходит, прежде чем она просыпается в таком же положении. Может быть, несколько часов, для меня время слишком размыто, когда я наслаждаюсь ею. Несколько часов могут показаться двумя никчёмными минутами. Делает ли меня такая одержимость невменяемым? Адекватно ли то, что я смотрел на неё всё время, что она спала на моей руке?
— Пообещай мне, что никогда не повторишь то, что ты сделал с Валентином Евгеньевием, — спросонья говорит она.
— Что же я с ним сделал, малыш?
— Я не знаю, но точно что-то плохое.
Что-то плохое.
Моя милая невинная девочка, которая всё ещё остаётся до боли наивной. Я сломал ему пальцы, когда мог придушить. Я заставил его уволиться, когда мог вырвать ему кадык. Я спас ему жизнь, потому что ещё одно его сообщение на её телефон — и пули в его члене и голове уже не избежать.
Кровь в моих венах стынет, когда я понимаю, что другой мужчина может желать её.
Такого я точно не повторю, я придушу любой сучий потрах даже если он просто посмеет подумать, что может на что-то надеяться.
— Мне стоит переживать, что к моей девочке кто-то пристаёт?
— А ты перестал следить за моим телефоном и не знаешь? — спрашивает она, запрокидывая голову. Я обхватываю её руку с кольцом свободной рукой и целую.
— В моём подчинении сотни человек в разных городах и странах, малыш. Мне не нужно следить за твоим телефоном, чтобы знать всё, что происходит.
Мне вполне хватит её охранника, который доложит о каждом её шаге и о каждом шаге самоубийцы, который посмеет тешить себя надеждами.