— Тогда мне лучше сдохнуть.
Она пытается встать, когда я удерживаю её. И в какой-то момент я ослабляю хватку, позволяя ей высвободиться из сетей моих рук. Полина отходит на несколько шагов — видимо, она понимает, на какой грани я сейчас стою.
Хотя она абсолютно точне не понимает этого. Никто и никогда не поймёт этого. Не поймёт, каково это — жить одним желанием видеть её, касаться, целовать. Это как базовые потребности человека, они нужны, чтобы поддерживать жизнь. Мне нужна Полина для того, чтобы я мог жить.
С каждым днём эта потребность только возрастает. И я беспокоюсь о том, что границ попросту нет. Они все стёрты, если речь идёт о Полине. Она моя невеста. Моя будущая жена. Моё желание. Моя блядская одержимость. Моя любовь. Моя смерть.
Единственное важное, что есть в моей жизни.
И она везде. Она въелась мне под кожу. Она в моих мыслях. Она в моей постели. Она одурманила меня, сама даже не понимая, насколько всё серьёзно.
С трудом придя в себя, я бросаю на неё последний взгляд и выхожу из квартиры.
Мне хватает двух минут для того, чтобы выйти наружу. Супермаркет находится чуть дальше, на первом эта с другой стороны. И я отправляюсь в него за прокладками, это действительно может выглядеть смешно с какой-то стороны.
В магазине вместе с ними я беру кучу сладостей, потому что в такие дни её пробирает на аппетит. Я не разбираюсь в этом, поэтому скупаю всё на своём пути и через какое-то время возвращаюсь домой.
Как и говорила, Полина сидит вместе с отцом на кухне — немного съёжившись и держась за живот. Оставляя пакет на столешнице, я подхожу к ней и помогаю встать.
— Пойдём, принцесса, — шепчу ей на ухо. — Сделаешь все свои дела и ляжешь в постель.
— Пап, не напивайся больше, — даёт она распоряжение, целуя отца в лоб, после чего хватается за мой бицепс. — Стас, ты проследишь за ним?
— Конечно, я прослежу.
На ходу я забираю с собой пакет и отвожу её к ванной.
— Ты можешь возвращаться к папе. Он вроде как тебя ждёт.
— Я сделаю тебе грелку, принцесса. И ты пойдёшь спать.
Её неподдельная нежность слишком сильно умиляет меня. Опять, с огромным трудом я отраняюсь от неё и готовлю грелку с некоторыми обезбаливающими таблетками. В этой квартире есть всё, что может понадобиться для оказания первой помощи. Я не могу быть уверенным, что всего этого хватит в случае чего, чтобы оказать Леониду первую помощь, но это хотя бы усмиряет мою паранойю.
Даже моя необузданная, беспочвенная ревность по отношению к нему не должна быть причиной её страданий. С её отцом всё должно быть хорошо.
Принеся ей грелку и таблетки с водой в комнату, я помогаю ей приподняться, чтобы выпить лекарства. Вскоре она засыпает, убаюканная моими ласками и прикосновения. За всю жизнь я не помню, чтобы испытывал подобных нежных чувств к кому-то. Это просто отсутствовало во мне. Я жил только холодным рассудком, но никогда не сердцем.
Весь ближайший час мы с Леонидом пили всё, что было на столе, даже не закусывая и беседуя о моём бизнесе. После выпитой водки с виски, я возвращаюсь к Полине. Она лежит в своей небольшой постели, как мой собственный ангел, озаряя мне мой никчёмный путь своим ярким светом. Одеялом укрыты только ноги, к животу она прижимает грелку.
Мне даже не хочется беспокоить её своим вмешательством. Я мог бы простоять так всю ночь, наблюдая за ней, но желание прикоснуться к её телу сильнее.
Забираясь с другой стороны, я обнимаю её. Мои губы прирастают к обнаженному плечу.
— Ты совсем пьяный, — меланхолично замечает Полина. Если бы только алкоголь мог хотя бы на ничтожный процент заглушить мою одержимость, я бы не просыхал, чтобы стать хоть немного нормальнее.
— Я не пьяный, малыш.
— Нет, я чувствую. Не люблю, когда люди пьяные, они не контролируют себя.
— Ты больше не увидишь меня таким.
— Всё в порядке. Я не против алкоголя. Просто не в огромных количествах.
Она поворачивается ко мне, откладывая грелку назад и медленно расстегивая верхнюю пуговицу на моей рубашке.
— Ты всё ещё против того, чтобы я рисовала на заказ?
— Я не поменял своё мнение за один день, Полина.