- Чего завтра, мне сейчас надо! Я домой вернулся!
- Вот и ступай спать.
Однако, он чего-то хотел ещё некоторое время, а потом Пелагее пришлось-таки показывать парням, куда его вести, потому что самого бравого купца ноги не держали.
А мне было интересно – это, так сказать, радость встречи, и одноразовое явление, или только увертюра к дальнейшему?
Оказалось – увертюра. Рисовой водки было привезено некоторое количество, и она шла в ход каждый вечер – ровно до того момента, пока Гаврилу не навестил отец Вольдемар и не сказал, что хоть он ему и не отец, но – заступник в делах небесных, и потому не задумается ни на мгновение и рожу начистит, если тот не перестанет пить, как не в себя, и буянить. Не для того мать его ждала, чтоб смотреть и слушать это всё каждый вечер. Я была в этот раз согласна с ним полностью – но промолчала, потому что кто я тут вообще? Приживалка, которой не очень-то есть, куда пойти на зиму.
Казалось, что до нас троих Гавриле не было никакого дела. Ну, живём, и ладно. Но неделей позже первого появился второй сынок – Пахом Григорьевич.
Тоже на корабле, тоже с пафосом, тоже с ценным грузом. Оленина – вяленая, солёная. Солёная рыба откуда-то с севера, речная, тут такой не было. И золото.
Да, вот так, просто золото. Тем вечером братья пили вдвоём и долго судили, как то золото применить – что на него купить, и успеет ли Гаврила обернуться ещё раз до тех пор, пока не встанет на зиму их священное озеро. По всему выходило – шанс зазимовать где-то на юге велик, а Гавриле того не хотелось, ему хотелось свадьбу и Софью Вольдемаровну.
Софья с матушкой как-то раз были званы к нам на пироги. В тот день Гаврилы дома не было – с утра подался куда-то на корабле, вместе с братом. Дамы прибыли, принесли Пелагее какие-то подарочки, далее мы все сидели за столом, а матушка Ирина и Пелагея договаривались о свадьбе. Когда? После Покрова. Всё готово, а напечь-настряпать дело такое, недолгое, возьмём и напечём.
Пелагея стала ещё более суровой и молчаливой, если только такое вообще возможно. Варила, подавала, нещадно гоняла тех троих, что прибыли с Гаврилой. Меланью я вообще не видела и не слышала – скользила тенью, и всячески пыталась слиться с обстановкой.
А потом как-то я снова проснулась в ночи. Или не в ночи? Из кухни доносилась какая-то возня, пыхтение и писк, такой полузадушенный и несчастный писк. И будто ссорились – неразборчиво, но явственно. Кто там ещё спать мешает?
Я поднялась, быстро оделась, косынку на голову накинула – и приоткрыла дверь.
При свете фитиля в плошке двое братцев Воронов держали Меланью – один сзади за плечи двумя руками, не вырвешься, а второй, Гаврила, одной рукой зажимал рот, другой задирал юбку.
- А ну не пищи, от тебя не убудет. Замуж тебя кто возьмёт, приживалку, кому ты нужна? А если вдруг кто захочет – так любую захочет. Молчи, дура, поняла? А то иди утром на все четыре стороны!
Так. Что и с кем делает Пелагея – её дело, она вроде у нас взрослая. А тут-то что такое, кто-то совсем берегов не видит, да?
- Что происходит? – поинтересовалась я, шагнув в кухню.
Братцы настолько не ожидали вмешательства, что вытаращились на меня оба и ослабили хватку, чем мгновенно воспользовалась девочка и убежала. Умница, правильно.
- Иди, куда шла, - сказал младший из братьев, Пахом.
Немного уменьшенная версия старшего. Такой же… красивый и грубый. И пьёт тоже, как не в себя.
- Я-то пойду, а вы чтоб не думали к девчонке руки тянуть.
- А ты тут кто, я что-то позабыл? – протянул лениво Гаврила.
- Маркиза дю Трамбле, - пожала я плечами, - только ты ж слов таких не знаешь, наверное.
- А что, она ещё вроде не старая, тоже сгодится, - выдал Пахом.
Ага, сейчас, думала я, но Гаврила, кажется, согласился с братом. Шагнул, схватил за плечо, а разозлившаяся я со всей дури съездила ему по щеке.
Ну мало ли – по щеке, только вот неожиданно для меня самой на ладони возникло пламя, и этим самым пламенем прилетело Гавриле в ухоженную бороду.
- Дура! Ведьма! – заверещал он во весь голос, схватил ковшик с водой и плеснул себе в рожу.
Кожу, кажется, я ему не обожгла, а вот борода-то опалённая.
- Эй ты, много воли взяла, да? – Пахом двинулся в мою сторону, и такая злость полыхала в его глазах, что…
Я шевельнула руками – если не защититься, куда мне против такого молодца, то хотя бы показать намерения – но неведомая сила возникла где-то внутри меня, и повела, и того Пахома отнесло к противоположной стене, и хорошенько о ту стену приложило.
- Вот ведьма, - кажется, Пахом даже восхитился. – Она откуда у нас такая взялась?