Пришла Ульяна, прослышавшая о новой напасти, осталась ждать с нами. Сказала – где-то там болтается поручик Ильин, с той же компанией. Он, изволите видеть, маг, и просился, чтобы его тоже взяли в дежурства и вот это всё, деревню он знает, может оказать помощь. Но господин Асканио задрал свой породистый носище, тряхнул своим рыжим хвостищем и сказал – сами, мол, справимся. Без сопливых, значит, скользко, как-то так это прозвучало. А теперь те сопливые решили сами порешать, вдруг получится? И получилась, очевидно, какая-то ерунда.
Ульяна осмотрела наши озабоченные лица – у всех, даже у котов ощущалась какая-то тоска и неуверенность – и скомандовала:
- А ну бросьте печалиться! Придут мужики, ещё сами будем честить их на все корки! Что вы тут делали? Занавески шили? Вот и славно, продолжаем. Кто запевает?
Правда, оказалось, что запевает всё одно Ульяна, больно хорошо у неё выходило. Ну и ничего, будем с местными песнями дальше знакомиться. А то в последние дни не до песен было.
Ульяна пела хорошо, за душу брала, и пела она о знакомых и понятных материях – просватали, жених бросил, муж ушёл в солдаты и не вернулся, казаки ехали в поход и не все доехали. Где слова повторялись, можно было подпевать. Мне прямо хотелось – нужно было найти какой-то выход для всего, что сидело внутри, что сидело уже давно. О да, я уже привыкла, верно сказала сегодня купцу Васильчикову. Но привыкла – это не значит, что меня устраивает абсолютно всё.
Хотя, конечно, кто-то нехило так посмеялся надо мной. Хотела жить на Байкале в своём доме – получи. Хотела не ходить ежедневно на работу – кушай, не обляпайся. Хотела ничего не знать о делах компании, не слушать Женино нытьё о том, что всё не так и все не те, и что люди не так к нему относятся, как бы ему хотелось – всё, как вы скажете. Всё для вас, только чтобы вы улыбались.
Улыбаться не хотелось, а заунывная песня, в которой каждая строчка долго и затейливо распевалась, о том, что зовётся на земле любовью, какая она бывает и какими обломами заканчивается – самое то, чтобы под неё тыкать иголку в ткань, а потом ещё запеть про «догорай, моя лучина». Само вышло, я не рвалась. Но судя по лицам, тоже пришлось к месту, в строку и по душе.
И не думать о том, что там можно так долго делать.
Мужчины явились, наверное, через час. Мы повскакивали, только услышали, как калитка снизу открывается. Сунули шитьё Меланье и Настёне, чтобы унесли, сами свету добавили, чтоб на весь зал, а не только над нашим рабочим столом, а я выскочила наружу.
Так, вижу полковника Трюшона, вижу рыжего нашего несравненного мага, вижу поручика Платона Александровича, который радостно и громко что-то рассказывает. Так, и всё? Больше никого не было?
- Ну что? Победили? – спрашиваю.
- Как вам сказать-то, госпожа маркиза, чтоб по-честному, - усмехается Трюшон, только невесело.
Он будто помягчел немного ко мне, что ли, уже не смотрит волком и не гнёт пальцы. А чего тут пальцы гнуть? Это дома во дворцах можно было, а здесь совсем без надобности.
- Скажите, как есть, вдруг получится? – усмехаюсь я. – Проходите. Вы были без юного некроманта и без генерала?
- Генерал остался переговорить с отцом Вольдемаром и уважаемым местным жителем Афанасием, - сказал Трюшон. – Чтобы дальше не глупили, вроде как сегодня, – и зыркнул на поручика.
Тот сделал вид, что не слышит, и улыбнулся мне – радостно и открыто.
- Госпожа маркиза, весьма рад вас видеть!
И хотел ручку-то взять, только я смотрю – левой рукой берёт. А правая как-то нехорошо висит вдоль тела.
- Что у вас с рукой, Платон Александрович?
- Случайнось. Господин Нери обещал, что всё исправит.
- Ничего я вам не обещал, - холодно говорит рыжий. – Тут уж как выйдет, молитесь, что ли, как у вас тут принято. Маркиза, нам бы горячей воды.
- Найдём, - киваю я. – В каких количествах? Чашку? Миску? Котёл?
- Котёл, - сообщил Асканио.
В зале на свету стало видно, что рука поручика не просто так висит, а ещё и цвет имеет бледно-серый.
- Что случилось, Платон Александрович? Куда вы вляпались?
- В нежить он вляпался, - сообщил Трюшон. – Хотел голыми руками ловить, не иначе, - ядовито добавил он.
Я руками согрела котёл воды, его установили на столе в зале, поручика освободили от одежды – до пояса, и оказалось, что рука поражена чем-то неизвестным примерно на три четверти, серость начинается от кончиков пальцев – и завершается выше локтя. Асканио велел ему сесть, положить руку на стол и терпеть. Дальше он что-то делал с горячей водой, как-то омывал эту руку, и ещё слепящее-белый свет струился из-под его пальцев. Поручик вздыхал. Трюшон тихонечко просил у Марьи чаю и что-нибудь сжевать. Пришёл Вася, забрался к поручику на колени.
- Иди отсюда, - попытался тот спихнуть кота.
- Не прогоняйте животное, оно очевидно магическое, и приносит пользу, - заметил Асканио.
Надо же, заметил, что кто-то, кроме него, приносит пользу. Очешуеть и обделаться.